- Я к подполковнику Свиридову, - выдавил из себя управляющий, ошеломлённый неожиданной простотой.
- Последняя дверь, - услышал он и, уже раскаиваясь в том, что рискнул зайти в это пугающее внешней благопристойностью логово, добрёл до указанной двери и, холодея, приоткрыл её.
Это была приёмная перед кабинетом подполковника. За столом сидел пожилой офицер с погонами капитана.
- Пройдите! - сказал он. - Подполковник Свиридов ждёт вас.
- Меня? - вырвалось у Ицко.
- И вас, и каждого, у кого есть дело… У вас оно, вероятно, безотлагательное?
Капитан встал, приоткрыл дверь в кабинет. Управляющий и не заметил, как очутился в мягком кресле. Свиридов заканчивал телефонный разговор. Он добродушно и подслеповато щурился. Мягкие пшеничные усы ещё более подчёркивали добродушное выражение лица. И голос его звучал задушевно и тепло.
- Да, да! Пожалуйста! - говорил он в трубку. - Приводите в исполнение… Только очень вас прошу - подальше от города.
До сознания Ицко с трудом дошёл смысл этих слов, а когда он всё-таки понял, что Свиридов приказал кого-то расстрелять, ему захотелось бежать из этого уютного кабинета. Но подполковник улыбнулся гостю и спросил:
- Разрешите узнать, с чем пожаловали?
И тут Ицко почувствовал, что ничего конкретного сказать не может. Чтобы хоть как-то собраться с мыслями, он молча протянул Свиридову телеграмму о приезде младшего Митряева. Подполковник прочитал её, положил на стол, разгладил ладонью и произнёс:
- Понимаю… С этой телеграммы всё и началось. Не так ли?
- Именно так! Так, господин подполковник! - подхватил Ицко и торопливо начал рассказывать о приезде наследника с дочерью.
Свиридов умел слушать, умел схватывать самое главное и принимать быстрые решения. Он только один раз прервал Ицко и, извинившись, вызвал в кабинет капитана. На оборотной стороне телеграфного бланка Свиридов аккуратно написал три вопроса: 1. Отношение японцев к господину Митряеву. 2. Куда он выехал из Владивостока - прямо ли в Читу. 3. Порода, масть и кличка собаки.
Передав телеграмму капитану, подполковник попросил:
- Постарайтесь в самом срочном порядке.
Адъютант прочитал текст телеграммы, вопросы, написанные Свиридовым, и спросил:
- А приметы людей, господин подполковник?
- Не стоит. Если… Вы понимаете? То о внешнем сходстве людей там позаботились, а про собаку могли забыть.
Капитан вышел. Ицко продолжал свой сбивчивый рассказ, а подполковник внимательно слушал и изредка задавал вопросы, короткие, цепкие.
- Не сохранились ли в доме фотографии младшего брата?
- Нету ни одной. Уничтожены ещё в русско-японскую войну.
- А образец почерка?
- Братья никогда не переписывались.
- Господин Митряев знает японский язык?
- Никак нет. Говорит, жена переводит.
- Наследство большое?
- Значительное.
Ицко был осторожен и старался скрыть то основное, ради чего он пришёл в контрразведку. Но подполковник хорошо знал таких людей. Он понимал, что не любовь к Семёнову или к японцам привела управляющего в его кабинет, а надежда поживиться, оторвать кусочек от наследства старшего Митряева. Оно должно быть богатым, не случайно младший Митряев бросил свои дела в Токио и приехал в охваченную пожаром Россию.
Чем больше говорил Ицко, тем любезнее становился подполковник. Дело начинало интересовать его по-настоящему.
Свиридов лучше других разбирался в военной и политической обстановке. Он не строил иллюзий и знал, что ни японцам, ни семёновцам не удержаться в Забайкалье и на Дальнем Востоке. Рано или поздно, но их обязательно вышвырнут из России. И он готовился к безбедной обеспеченной жизни где-нибудь в Китае.
У атамана Семёнова под Читой стоял всегда готовый к вылету аэроплан с драгоценностями. У многих высших офицеров были специальные вагоны, в которых хранилось награбленное добро. Подполковник Свиридов аэроплана не имел, а вагоны считал опасной бессмыслицей.
Наступление красных могло быть неожиданным и таким стремительным, что некогда будет думать о вагонах. Свиридов хранил один небольшой чемодан, куда постепенно складывал крупные купюры в твёрдой иностранной валюте. Чемодан пока не был наполнен, и превращённое в деньги наследство купца Митряева могло туда вместиться. Лишь бы японцы не помешали. Младший Митряев - из Токио. Кто знает, какие у него там связи?
Это опасение подтвердилось. Контрразведка работала быстро и чётко. Ицко ещё находился в кабинете Свиридова, когда с телеграфа вернулся капитан с длинным мотком бумажной ленты. На ней в том же порядке, в каком были заданы вопросы, следовали ответы, которые подполковник счёл нужным прочитать вслух:
- «Первое. Личный друг генерала Оой. Второе. Выехал с дочерью в Читу с десятидневной остановкой на станции Хайлар в Маньчжурии. Третье. Овчарка. Светло-серая. Чако».
Ицко позеленел и сник. В ушах снова прозвучал приятный баритон подполковника: «Пожалуйста, приводите в исполнение… Только прошу вас - подальше от города». Но ничего страшного не произошло.
- Вижу, что всё совпадает, - произнёс Свиридов. - А собака?
- И собака, - пролепетал управляющий. - Овчарка… Чако… Но… но не светло, а просто серая…