Армия жизни

— Я думаю, что надо вот что сделать: обратиться к фанатам и сообщить, что на матче можно поддерживать команду, а после матча — нет. А то сейчас шумят на улицах, распугивая прохожих… Куда-то надо девать энергию.

Ситуация пятая Команда

Чем больше я встречался с фанатами: и на улицах, в засыпающих скверах, и при свете дня, в стенах редакции, тем больше убеждался, что нет, не в футболе дело.

Футбол скорее символ, вокруг которого можно объединяться и который можно защищать.

Ранняя весна. Вечер. Сижу в гостях у друзей. Вдруг — шум за окном, непонятные крики, топот. Быстро куртку на плечи, в лифт, и вниз — на улицу. По тротуару, оттеснив к стенам домов прохожих, идет колонна ребят в одинаковых красно-белых шапках и такого же цвета шарфах. Впереди какой-то парень, пятясь, дирижирует красно-белым зонтиком, и в такт взмахов колонна выкрикивает: «„Спартак" — чемпион», «„Спартак" — чемпион».

Человек лет сорока-пятидесяти возмущенно говорит: «Из-за них теперь на стадион не хожу; сомнут — и не заметишь. Вон уже и на улицу вышли».

Покричав еще немного, ребята разбежались.

Кто они? Откуда взялись? Где умудрились собраться вместе такой толпой? Почему вышли на улицу?

Неужели, думал я, именно любовь к спортивному клубу так соединила ребят? Но давали ли повод для подобного идолопоклонства «Спартак», другие спортивные клубы, чьи болельщики, вслед за спартаковцами, начали громко заявлять о себе в крупных городах? Слишком уж несоизмеримыми представлялись фанатичные вопли ребят в поддержку футбольной команды с куцыми успехами самих футболистов.

Но время шло, и оказалось, что футбольные страсти перерастали арены стадионов и вырывались на улицы и скверы. Стены домов, заборы, телефонные будки покрывались призывами и лозунгами, прославляющими любимую команду, или, наоборот, унижающими команду соперников. Ерунда, мелочь: цвета шапок и шарфов — превращала подростков одного двора, одной школы в противников, готовых ради «своих» цветов позабыть и школьные компании, и дворовые привязанности. Футбольные матчи нередко заканчивались конфликтами между юными болельщиками или приводили к неожиданным уличным происшествиям, свидетелем одного из которых я стал однажды весной. Стало казаться, что футбольное боле-ние и хулиганство — одно и то же, только одно более организованно, а другое — более стихийно.

Что футбол — лишь символ, я понял впервые, когда познакомился с семнадцатилетним Кириллом, тем самым парнем с красно-белым зонтиком, под дирижерские взмахи которого толпа скандировала: «„Спартак" — чемпион». С того весеннего вечера я видел его не раз: и на стадионе, и на улицах. И всегда он громче всех кричал, активнее всех размахивал руками или зонтиком в такт крикам, был наиболее ярким в толпе одинаковых подростков. Однажды я пригласил его прийти в редакцию и рассказать, ради чего весь этот сыр-бор, и он, к моему удивлению, с легкостью согласился (потом я уже привыкну, что ребята не только хотят подобного разговора с взрослыми, но и стремятся к нему; просто мы, к сожалению, не всегда хотим этих диалогов и не всегда готовы к ним).

То, что рассказал Кирилл, было, конечно же, интересно: выезды с командами в другие города, стычки с местными болельщиками, неожиданный автограф Рената Дасаева, популярный диск, проданный ради билета на самолет в Тбилиси (там матч!), реакция мамы, визит участкового, сорванная шапка противника, синяк под глазом. Какая бездна жизни, незнакомой нам, взрослым, открывалась за обычным футбольным болением! Но больше всего меня поразил тогда сам Кирилл. Как он представился: «Кирилл, спартаковский фанат», как высказывался о болельщиках других команд: будто это и не его сверстники, а какие-то инопланетяне, которые неизвестно где живут и непонятно чем питаются; как повторял вновь и вновь слово «команда», относя его не только к команде футболистов, а и к своей — команде фанатов. Он, почувствовал я тогда (и это чувство не покидает меня все время знакомства с представителями разных команд), осознавал себя не просто семнадцатилетним парнем, выпускником школы, городским жителем и т. д., а представителем определенной группы подростков, защищающей определенные символы. Он почувствовал тогда, при первой нашей встрече, что я могу не понять этих символов и наверняка не пойму: не из этой команды; и потому, очевидно, тем более горячо доказывал: он — фанат, их — много, они — вместе. Этим-то, конечно, и объяснялась та легкость, с которой он согласился на визит в редакцию: доказать, объявить всему миру.

Подобную, открыто декларируемую принадлежность к той или иной группе я не встречал раньше и потому-то сам для себя назвал Кирилла, других подобных ребят, представителями новой волны подростков.

Футбольные фанаты были первыми. Вслед за ними появились другие «команды», соединенные иной символикой: у одних были коротко остриженные виски; другие отличались друг от друга булавками, прикрепленными на курточках и джинсах; третьи поражали странной не очень приятной одеждой.

Сколько потом было встреч с подростками новой волны!