Армия жизни

— Большинство наших абсолютно не интересуется спортом. Фанатение — это способ выделиться и установиться. Кто-то выделяется одеждой, кто-то — знанием музыкальных групп, кто-то, как мы, фанатством.

— Так, выходит, вы и на матчи не ходите?

— Мы обычно собираемся на спортплощадке возле школы.

— И начинаются приключения?

— Я сама мирный человек, никого не бью и ни к кому не лезу.

— А ваша команда?

— Ребята поймали одного… Понимаете, тех, кто не выступает, мы не трогаем. Но здесь ходили и скандировали всякие нехорошие четверостишия про «Спартак». Наши одного поймали, вломили, чтобы не высовывался.

— Лена, а как вы стали фанатом? Или фанатичкой… Не знаю уж, как сказать точно?

— Как-то вечером я не знала, чем себя занять. Пошла в кино, а там — Колумбия. Я думаю, что — упала, что ли, на колумбийский фильм идти? Потом увидела ребят. Они мне предложили билеты на дискотеку в какой-то клуб. Но там же шпана одна! Черт знает что! Туда зайдешь — обратно не выйдешь. И вдруг познакомилась с одной компанией. Ребята пригласили в кафе и сказали, что они фанаты. Мне понравилось. И я стала такой же, как они.

— Лена, а легко ли попасть в вашу команду новому человеку?

— Новый человек проходит испытания.

— Испытания? Впервые слышу. Что это еще такое?

— Нового испытывают на стойкость и веру.

— Веру во что?

— Веру в команду. Допустим, в прошлом году наши ребята стояли в подъездах и спрашивали, за кого болеешь. Если человек струсит, скажет, что, допустим, он фанат «Динамо» (если наши себя выдадут за динамовцев), то, значит, не наш.

— А если будет отстаивать свое, спартаковское, то, выходит, свой?

— Конечно…

В свои 25 лет я считаю себя неким «средним звеном» — человеком, еще помнящим себя в юности, но уже способным смотреть на нее «извне», хотя и не заразившимся страхами и предубеждениями против молодежи многих сорока-пятидесятилетних. Но вот что происходит с ребятами сейчас, я понимаю с трудом.

В 18 лет я с любопытством глядела на длинноволосых людей с пацифистскими значками и лохматыми сумками через плечо. Их мир казался мне заманчивым и недостижимым, а когда мне объяснили, что пацифизм — это идеология всеобщей любви и непротивления злу, своеобразное толстовство, она показалась мне очень привлекательной. Читая об английских хиппи, вставлявших цветы в стволы направленных на них пистолетов, испытываешь восторг. Но вот недавно человек, который когда-то общался с нашими пацифистами, говорит, что круг интересов большинства из них не шире алкоголя и наркотиков, а слово «идеология» им, как правило, просто неизвестно. Этому тоже веришь. Или еще. На стене дома, недалеко от нашего, мелом сделана надпись: «Россия юбер аллее». Это — «нацисты». Человек, сделавший такую надпись, явно не ведает, что творит — ведь он немногим моложе меня, в его семье наверняка кто-нибудь воевал или был в блокадном Ленинграде. Мне это явление непонятно. Как, например, непонятно поголовное увлечение молодых ребят Востоком и оккультными науками, когда двадцатилетняя студентка то и дело «выходит в астрал».

А теперь я расскажу о том, что мне известно и понятно, что я видела сама и в чем участвовала. Может быть, это как-то вам пригодится?