Армия жизни

Выжил, не попал в тюрьму за убийство (пистолета так и не достал), стал старше и обратил свою энергию на создание Лиги Автостопа. Попутную машину Алексей считал панацеей от всех бед: поездка лечила («спасала») от дурного настроения, от неприятностей, закаляла для борьбы с предстоящими трудностями. Поэтому Алексей активно обучал автостопу всех своих друзей (в том числе и меня), он же со своим ближайшим другом впервые съездил за тысячу километров в Хибины, открыв эру дальних поездок. Он пытался работать — сперва у нас в библиотеке, потом на заводе — и отовсюду уходил, так как «не терпел насилия над личностью» — попросту ссорился с начальством, к тому же дальние поездки требуют времени большего, чем 2 выходных. Поступил в институт — та же история, не доучился даже до конца первого семестра…

Алексей объездил всю страну и давно нигде не работал. Какие-то деньги давали ему родители, а на мой вопрос, чем же он питается в своих путешествиях, он отвечал: «Трасса прокормит», — то есть, где-то водитель накормит, да и друзья у него появились во многих городах. Он ездил не просто так, ради развлечения — у него всегда находилось дело: то навестить знакомую девушку, работающую в Туве с геологами, то — друга, служащего в армии в городе Фрунзе или в Калининграде («Ему там очень плохо, ты представляешь, как он обрадуется?»), то достать снаряжение в Челябинске, то организовать поход по Кавказу (он уже вовсю занимался альпинизмом) с ребятами из Донецка. Многим он помогал — совершенно бескорыстно, например, отвозил жену к мужу в воинскую часть или знакомую альпинистку в альплагерь. Но помощь его всегда была только такой: обычно он лучше человека знал, что этому человеку нужно, а нужно, по его мнению, всем было только одно: дорога. И поэтому с людьми его отношения были сложными: он легко находил друзей, людям было с ним интересно, подкупала его готовность всегда прийти на помощь, и путешествия были очень увлекательны, но так же легко он друзей и терял. Стиль его общения с людьми педагоги называют авторитарным. Ему всегда надо было руководить, быть лидером, «президентом», и любое непослушание вызывало у него искренний гнев. Еретик объявлялся подлецом и обвинялся в предательстве всего самого святого: «Недорого же стоили твои разговоры о горах, если ты даже не можешь пойти на конфликт с родителями и поехать с нами». И так далее. Причем, это не была жажда власти, но искреннее убеждение, что он «спасает» людей, и «кто не с нами» был не столько «против нас», сколько дурак, не видящий своего счастья. Когда в 22 года я отошла от Лиги — не хотела больше ссориться с родителями, да и другие интересы появились — он искренне жалел меня и уговаривал вернуться (он считал меня перспективным гонщиком и говорил, что я зарываю талант в землю).

Несмотря на свой трудный характер, он никогда не был один (хотя одиночество всегда было одной из главных составляющих его мировоззрения — как средство воспитания Настоящего человека) — уходили старые друзья, появлялись новые, к тому же всегда были 2–3 человека, товарищи с детства, которые прощали ему все слабости.

Что же привлекало в этом человеке? Что делало его все-таки лидером? Его романтизм, отношение к жизни как к фронту? Или его способность везде, в любой ситуации сориентироваться, не растеряться — он всегда знал, что надо делать. И делал, может быть, глупость, но делал. И это внушало уважение.

И вот мне кажется, что наша Лига Автостопа — это маленькая модель тех молодежных объединений, которыми занимаетесь вы. Интересно вообще стремление объединяться и как-то себя называть. Одна моя хорошая знакомая, бывший член Лиги (создатель ее, тоже обладающая качествами лидера) и гонщица № 5 (вышла из Лиги из-за хронических ссор с Президентом, «нашла коса на камень»), говорила как-то: «Мы хотим быть чем-то более значительным, чем отдельная личность. Человеку плохо одному. А в компании, не объединенной общим делом, вскоре становится не о чем разговаривать: даже мои ровесники, умные, образованные люди — каждый в отдельности, — собравшись вместе, начинают обсуждать знакомых и кто с кем где пил, чего и сколько…»

А о чем говорилось в Лиге? О маршрутах, о снаряжении, о гонках — все же не так скучно. Хотя, бывает, общее дело есть, а разговоры все равно о том, где, кто и с кем… И, мне кажется, важно не столько дело, сколько объединяющий мотив, позволяющий уважать себя: «Мы — Универсалы, мы не просто так…»

И сделать тут, наверное, ничего нельзя, да и не надо делать. Я не говорю о тех случаях, когда объединяющим мотивом становится что-нибудь вроде фашизма. Тут, я думаю, что если молодой человек уважает своего прошедшего войну деда (или просто знакомого старика), то он поймет, что такое нацизм, почувствует это и никогда не напишет нацистскую гадость на стене. Но есть одна грустная деталь: если орденоносный дед сегодня склочный, скупой, злой и несправедливый старик, хотим мы или не хотим, но внук его уважать не станет. Одного факта участия в войне ему мало. Потому что для подростка война — история, а противный дед — реальность.