Армия жизни

Я хотел было возразить Сергею, сказать о том, что самоутверждаться надо в другом: в учебе, в науке, спорте, знаниях и культуре, что «по одежке», в конце концов, только встречают, но вдруг осекся. Не точно ли такие слова я читал и слышал, когда был в возрасте Сергея?

Может, в этом все и дело? Они новые, а мы предлагаем им слова, которые были в ходу, когда сами были в их возрасте. Они новые, а мы предлагаем им старые, устарелые формы работы, которые и на нас-то не очень действовали, не то что на них. Они новые, а мы заставляем их петь песни, которые и нас-то петь заставляли.

Да почему же они такие новые? Потому что они едва ли не первое поколение советских подростков, чьи родители не испытывали ужаса войны и боли лишений. Они по-настоящему мирное поколение, и потому проходят новое, еще невиданное нами испытание. Испытание благополучием.

Но проходят-то его вместе со взрослыми. Не живут отдельно, а живут вместе с нами. И не такое уж это легкое испытание. Куда тяжелее, чем те, что придумывают они для своих отцов.

Сергей хочет обратить на себя внимание колокольчиком на колене, но он — задумаемся над этим! — куда беззащитнее, чем, к примеру, какой-нибудь деляга, открыто привлекающий к себе внимание особняком, поднявшимся над всеми вокруг, или «мерседесом», купленным неизвестно на какие доходы. Тем-то попробуй скажи, что утверждаться надо в науке или культуре — засмеются в лицо. Никогда раньше самоутверждение маркой автомобиля, доступом к всевозможному дефициту, возможностью заграничных поездок не было таким престижным, и потому можно ли судить Сергея за то, что он хочет быть заметным, выделенным среди всех. Чем еще может он обратить на себя внимание того, допустим, «солидного»? Встать у него на пути и прочитать наизусть «Пиковую даму»?

Вот о чем я думал, когда слушал его. Ведь в молодости хочется быть замеченным, а кто его так заметит? Кому он будет нужен? Кому интересен?

Когда он еще только позвонил в редакцию, я спросил его (как спрашивал каждого), что же заставило его позвонить? Сергей ответил:

— Хочу, чтобы услышали!

Но не звук же колокольчиков?! Не просто же так, чтобы только покрасоваться, шагают он и его приятели сквозь толпу на бульваре?

Большего ему надо! Чтобы увидели и вздрогнули, испытали хоть какое-нибудь потрясение люди, которые, по его словам, «живут в пошлости и защищают пошлость». Что же стоит за обыкновенным колокольчиком, который сам по себе можно принять за шутку? По ком звонит колокольчик?

Сергей учился в училище по специальности, которая ему нравится. У него, по его словам, прекрасные отношения с родителями (спорят, но понимают!), а это случается не так уж часто. У него есть товарищи, то есть он не одинок. Он сыт и одет. Чего же еще не хватает ему в жизни? Чтобы его понимали? Чтобы к его словам прислушивались!

Вот о чем я думал, когда сидели мы с ним в нашей редакции.

Я протянул ему руку на прощание и спросил: «Ну, а сейчас, может быть, уже можно снять?»

Он кивнул: «Пожалуйста» — и отцепил колокольчик, отколол 12 из 15 булавок.

Да, надо предугадывать те опасности, которые несут группы подростков, объединенные различными символами, пресекать хулиганские выходки, если они есть. Предугадывать, то есть изучать, смотреть, спрашивать, чтобы различить одних от других, уметь вести с каждым — и не бояться этого — диалог.

* * *

— Честно говоря, я невысокого мнения о ваших статьях. Особенно последней, где вы писали про так называемого Сергея-панка. Что-то вы там перемудрили, по-моему. Что-то там неестественное было, честно говоря.

— Что именно?

— Как это он свои атрибуты ни с того, ни с сего снял? За час-полтора беседы перевоспитался?

— Ты, наверное, все неправильно прочитал. Сергей не перестал быть панком после визита в редакцию.

— Все равно, впечатление, что это вымышлено.

— Нет, это реальный парень.

— Если хотите, я могу кое-что о нас рассказать.

— Давай.

— Может, это вас очень поразит, будет резать слух. Вы, наверное, назовете нас наци. Мы ненавидим людей такого склада, как вы. У вас есть к нам какие-нибудь вопросы?

— А, вот это кто… Представишься?

— Меня зовут Вячеслав, 18 лет, студент.

— А таких, как ты, много или мало?

— По-моему, хватает. Я не знаю, как кто может о себе заявить открыто, но, по крайней мере, тех, кто так думает, намного больше, чем вы думаете.

— А как ты относишься к фанатам?

— А я сам вышел из динамовских фанатов.

— Решил переквалифицироваться?

— Просто осточертело. Там уже не было ничего интересного. Одни пьянки, драки, и больше ничего… В конце концов. надоедает ходить друг за другом с этими шарфами. Или просто повзрослел, осмыслил все.

— Слава, твое отношение к Гитлеру?

— В принципе, я его уважаю, но не поддерживаю. У нас несколько другие идеи.

— Много ребята о ваших рассказывали, но я никак не могу понять, что это? Игра? Маска? Протест? Идеология? Ненависть? Детство? Какова ваша позиция сегодня?

— Только не детство. Какое же детство в 18–19 лет. Это уже детством не назовешь. Но и не игра. Мы хотим показать, что мы существуем.

— Ты хоть понимаешь, где ты существуешь? В какой стране?