Арминэ

Они свернули на главную улицу, поехали дальше — к Дому культуры. По дороге Арминэ то и дело встречались знакомые, с которыми она приветливо здоровалась. Проезжая мимо дома бабушки Ашхен, девочка вдруг заметила над двором старухи дымок, который, словно колыхавшаяся веревочная лестница, вертикально поднимался в тихое безоблачное небо.

— Это, наверное, бабушка Ашхен разожгла свой тонир, — сказала Арминэ Коле, показывая на дымок.

И тут она рассказала мальчику про старуху Ашхен, которая в отличие от остальных поселян, за какие-то пятнадцать-двадцать лет превратившихся в горожан, жила по-крестьянски и таким образом стала чем-то вроде достопримечательности городка.

— А что такое тонир? — спросил Коля.

— А это такая печка, врытая в землю, в ней пекут хлебцы и лаваши.

— А лаваш что такое?

— Это тоже хлеб, но тоненький-тоненький. Как бумага.

— Блины, что ли?

— Да что ты? — рассмеялась Арминэ. — Они же величиной с полотенце. Хочешь посмотреть, как их пекут?

— Хочу.

— Тогда поехали к бабушке Ашхен.

Когда Арминэ и Коля, прислонив велосипед к забору, вошли к старухе во двор, дым уже перестал виться из отверстия похожего на колодец тонира. А бабушка Ашхен, сидя у его края, пришлепывала деревянной, обтянутой толстым холстом лопаткой тонкое раскатанное тесто к раскаленным стенкам.

— А, Арминэ-джан, это ты? — Старуха улыбнулась девочке беззубым ртом. Она говорила невнятно. — Кого ж ты в этот раз привела? Хочешь посмотреть, как я пеку лаваш? — спросила она Колю. Тот кивнул.

— Это племянник тети Гали, нашей соседки. Приехал из Краснодара. Он немного говорит по-нашему…

— Племянник той самой, на которой женат сын старухи Нвард?

— Да.

— И он умеет говорить по-нашему?

— Немного, — сказал по-армянски Коля.

— Молодец! — похвалила его старушка.

Бабушка Ашхен снова принялась печь лаваш. Девочка и мальчик наклонились над тониром, но тут же отпрянули: их словно обожгло горячим воздухом, поднимавшимся вверх от большой кучи раскаленных углей, красневших на дне земляной печи. Вкусно запахло свежеиспеченным хлебом.

— До свиданья, бабушка Ашхен, мы пошли, — сказала Арминэ старухе.

— Постойте! — остановила ребят старуха. — Сначала отведайте моего лаваша.

Она достала длинным железным крюком румяный лаваш, разорвала его на две части, одну половину протянула девочке, другую — мальчику. И только тут Арминэ вспомнила, что не ела с самого утра. Она с аппетитом стала уплетать лаваш.

Поев, ребята поблагодарили старуху за угощение, сели на велосипед и отправились дальше кружить по городку.

За какой-нибудь час Арминэ показала мальчику весь городок: и строившуюся новую школу, и Дом культуры, и новый кинотеатр, и даже полуразвалившуюся старинную армянскую церковь у кладбища. И на все это Арминэ, будто заново открывая для себя красоту родного городка, смотрела глазами гостя. И синие горы на горизонте, зыбившиеся в далеком жарком мареве, и утопавшие в зелени садов крыши домов, и ослепительное солнце над головой — все это показалось девочке невыразимо прекрасным. На душе у нее стало легко и радостно, и утренней печали как не бывало.

Девчонка есть девчонка

Во вторник мама вернулась с работы и сказала Арминэ:

— Если мы сегодня же не соберем ягоды с туты, эти нахальные воробьи все до одной съедят и нам не из чего будет варить бекмес на зиму. Посмотри, посмотри, сколько их сегодня на дереве! Да они же совсем обнаглели!

Арминэ бросила беспокойный взгляд на дерево. Стайка воробьев, весело и безбоязненно, словно тута была их собственностью, хозяйничали в ветвях. Они клевали сладкую ягоду, непрестанно перелетая с ветки на ветку, и от этого ягоды сыпались на землю, их тут же подбирали и съедали младшие сестренка и братишка Арминэ. «Раньше папа тряс ягоды… подумала девочка. — А теперь некому… Может, мне попробовать это сделать?..»

— Теперь, когда папы уже нет в живых, — словно прочитав мысли дочери, сказала Маро, — не знаю, к кому и обратиться за помощью…

Она тяжко вздохнула.

— Конечно, можно было бы попросить дядю Хорена, но он уехал в командировку. Не знаю, кого и просить…

— Никого не надо просить, мама! — с жаром прервала мать Арминэ. — Я сама тебе натрясу ягод, сама!

— Да что ты, Арминэ! — грустно улыбнулась Маро дочери. — Это же мужское дело.

— Почему это мужское дело? Почему?

— Не знаю… Так уж повелось исстари: ягоды всегда трясли мужчины. Да тебе и не справиться, дерево-то вон какое высокое.

— А может, Колю попросить?

— Нет, только не Колю. Он ведь никогда не тряс туту. Да тетя Галя и не разрешит ему, испугается за него. Вот что, сбегай-ка лучше за Азадом, он уже большой мальчик и справится с этим делом не хуже взрослого мужчины.

Азад жил неподалеку. Ему было тринадцать лет, но он учился с Арминэ в одном классе, поскольку из-за болезни пошел в школу позже, чем все его сверстники. Имя Азад значит по-армянски «Свободный».

— Да не надо его звать, мама! Я натрясу ягоды сама — все до единой ягодинки!

Но Маро настояла на своем, и Арминэ пришлось идти за Азадом — самым сильным мальчиком класса.