Арминута

До Рождества оставалась всего неделя. Вернувшись домой к обеду, мы обнаружили на голом столе два ящика апельсинов: такого чуда в этом доме еще не бывало. Рядом притулилась картонная коробка, набитая жестяными банками: тушенка и немного тунца – наверное, пока мы с Адрианой с утра были в школе, заходил кто-то из запоздавших с соболезнованиями. Но в воздухе, помимо запаха цитрусовых, я вдруг ощутила другой аромат, знакомый, но такой слабый и нечеткий, что казалось, будто он мне грезится.

Джузеппе сидел в углу и хныкал: откусив кусочек апельсиновой кожуры, он обнаружил, что она горькая. Мать из спальни велела нам распаковать коробку и последить за малышом: из-за мигрени она не успела приготовить обед. Несколько дней назад она снова начала потихоньку заниматься домашними делами, но время от времени опять ложилась в постель и оставалась там часами, глядя пустыми глазами в потолок.

Я почистила для Джузеппе апельсин и предложила ему дольку. Он сперва заморгал, скривив губы из-за резкого вкуса сока, но вскоре привык, даже распробовал сладость и потребовал еще. Адриана открыла тушенку. Мы съели ее прямо из банки, по очереди вылавливая вилками крупные куски. Потом она спустилась с малышом к вдове, и я осталась одна. В спальне было тихо.

В тот день мне не нужно было делать уроки, и от скуки я блуждала по дому, не зная, чем себя занять. Мне не давал покоя цвет всех этих апельсинов на столе: моя «приморская» мать была буквально помешана на витамине С и, когда у меня были уроки балета, всегда давала с собой два уже очищенных, чтобы перекусить в машине. Говорила, они незаменимы после физической активности. Увлеченная этой мыслью, я бросилась к шкафу и, откопав привезенный в августе мешок, принялась рыться в ворохе туфель. Пальцы привычно вытащили со дна пуанты, я унесла их на кухню и надела прямо под клетчатую юбку. Атласные ленты перепачкались и слегка потерлись, пальцы ног сразу же заболели, как всегда после долгих летних перерывов. На ноги из окна падал холодный зимний свет. Я провела рукой по подъему, по давно не тренированным мышцам голени, и те привычно напряглись. Тогда, чуть опершись о спинку стула, я поднялась на пуанты, встала в пятую позицию и попыталась выполнить battement tendu с plie[9].

– Говорила я им: надо тебе в город возвращаться, в лицее учиться и все такое прочее, – мать стояла в дверях спальни, сложив руки, будто собираясь аплодировать. – Заходила с утра Адальджиза, как раз и обсуждали. Только мы-то с твоим отцом еще когда об этом думали, с того самого денечка, как тебя вернули, так что пусть эта всезнайка Перилли заткнется. Здесь ты только впустую время тратишь, никакого проку. В октябре пойдешь в школу получше, Адальджиза согласна.

Выходит, аромат духов мне не почудился.

– Значит, они заберут меня к себе... – начала я, но голос дрогнул и пропал, пришлось даже сесть – ноги совсем отказывались слушаться, и дело тут было вовсе не в балетных упражнениях.

– Это, конечно, нет, но к концу лета она думает подыскать тебе жилье в городе.

– Почему она приезжала, пока меня не было? Не могла подождать?

– Синьора, которая ее привезла, очень торопилась. А Адальджиза прослышала о моем бедном сыночке и заехала выразить соболезнования.

– Не поздновато ли, с учетом того, что отец был на похоронах?

– Стало быть, твой дядя, – с нажимом поправила она, – забыл ей об этом сообщить.

– Очень странно. Как у нее дела?

– Ну, в целом неплохо. Видала, сколько еды она нам навезла? Надо бы разложить все по местам, – быстро ответила она и отвернулась, чтобы убрать содержимое коробки в стенной шкаф, привычно уходя от неприятной темы. Дальнейших моих вопросов она, казалось, не слышала – напротив, почти беззвучным шепотом, вошедшим в привычку с тех пор, как она чуточку оправилась от смерти Винченцо, спросила, что в банках, потом посетовала на слишком высокие полки, до которых ей уже и не дотянуться, – уж ее несчастный сыночек в минуту бы с этим управился.

Я сидела на стуле, даже не пытаясь помочь. Где-то в районе желудка снова поднималась волна гнева, и сил бороться с ней уже не осталось: словно кто-то в один миг высосал всю кровь из моих вен. Я устало сняла пуанты, натужным движением разгладила атлас, на секунду принюхалась, пытаясь уловить запах собственных, тогда еще беззаботных ног, – и вдруг, как мгновенно действующая инъекция, в меня вселился демон разрушения. Я протянула правую руку к апельсину, ближайшему в этом мире доступному объекту. Тот оказался мягким c одного бока – подгнил, и я легко погрузила пальцы до самого центра, а потом и дальше, пробив кожуру с противоположной стороны. Рука дрожала, дрожал и плод, формой и цветом напоминавший далекое солнце.

Сок побежал по моему запястью, намочил манжет. Не знаю, в какой момент я вслепую метнула апельсин в стену, и тот пролетел на волосок от ее головы. Но не успела она обернуться, как я спихнула ящик со стола и оранжевые шары раскатились по всему полу.

– Ты что, рехнулась? Какая муха тебя укусила?