Поскольку вдовцы меня не интересовали, я его почти не помнила: ну, женился когда-то в нашей церкви, а после смерти жены иногда заходил вечерами – но для порядка немного обиделась на Пат. И почему она вечно вспоминает обо всем в последний момент?
– Ну а ребенок? – спросила я после долгого молчания.
– Да кому нужно на него смотреть? Я была слишком занята разглядыванием его отца. И потом, он же спал.
– Но ты хотя бы видела, кто держит его на руках?
– Это да. Адальджиза, конечно.
Даже не сводный брат, подумала я, ведь она-то мне не мать.
Патриции хотелось посплетничать еще, но тема оказалась для меня слишком болезненной, и вернувшаяся в комнату Ванда услышала только последнюю фразу.
– Вот уж ты бы лучше помолчала, – сказала она, бросив на дочь сердитый взгляд.
Мы сидели, скрестив ноги, на индийском ковре в ее комнате при свете разноцветного ночника с прикроватной тумбочки, и Пат уговаривала меня пойти с ней на вечеринку через неделю: похоже, так и не поняла, что у меня нет ни сил, ни желания. Она перечисляла знакомых ребят, которые, конечно же, ни за что не пропустят такое событие, потом показала мне свои первые туфли на шпильке, купленные в каком-то модном магазине в центре. Я могла бы надеть туфли ее матери, настаивала она, у нас же один размер. В самый разгар спора Ванда зашла пожелать нам спокойной ночи, и Патриция попросила ее помочь меня переубедить. Я снова повторила, что вечеринки меня не интересуют.
– Тебе нечего стыдиться того, что произошло, у тебя ведь не было выбора. Тут во всем виноваты одни лишь взрослые, – сказала она, погрозив пальцем куда-то в небо.
– Ну спасибо, подруга! Я, пожалуй, не отказалась бы поразвлечься в компании парней и девчонок, да вот только чувствую, что развлечения у нас разные. Раньше я считала себя одной из них, но это все оказалось враньем, и теперь твердо знаю, что судьба приготовила для меня что-то другое, – выпалила я, обращаясь только к Ванде, будто Патриция не сидела на ковре прямо передо мной.
– Судьба – это слово для стариков, ты не можешь всерьез верить в это в свои четырнадцать. А если все-таки веришь, так измени свою судьбу. Ты и правда не такая, как другие, ты гораздо сильнее. После всего, что с тобой случилось, ты по-прежнему твердо стоишь на ногах, чистенькая, аккуратная, со средней «восьмеркой» за первый триместр. Мы тобой гордимся, – ответила она, взглянув на дочь, словно ожидая поддержки.
– Вы даже представить себе не можете, каких усилий мне стоило остаться, как ты говоришь, чистенькой-аккуратненькой и продолжить учиться.
Она со вздохом опустилась на кровать.
– Знаю, знаю. Но постарайся держаться и не отвлекайся на дурные мысли.
А Патриция схватила меня за руки и крепко сжала:
– Ты же моя подруга, между нами все как прежде.
– Между нами – да, – и я потянулась к ней, пока мы тихонько не стукнулись лбами.
Вниз по улице двигалась вереница карет: близилось Крещение.
32
Я разделась в тусклом свете уличных фонарей. Ясное небо над городом тоже будто светилось изнутри. Откинувшись в разложенном еще с лета на балконе синьоры Биче шезлонге, я принялась стягивать пижаму, сперва верх, потом низ, за ней по очереди носки и теплую нижнюю сорочку. На груди бледными точками отражались звезды. Сандра в комнате уже видела десятый сон, ее нога в гипсе напоминала замотанную в одеяло колонну.
Холод проникал в мое тело постепенно, но именно этого я и добивалась: ему просто нужно было время. Дрожа, вздрагивая, стуча зубами, я твердо вознамерилась хотя бы полчаса продержаться на морозе совсем голой. Будильник, привезенный с собой из деревни, я сперва держала в руке, наблюдая за почти незаметным движением светящейся минутной стрелки, потом положила на пол и снова села в шезлонг. Соски болезненно сжались, пальцы ног, самая удаленная от сердца часть организма, уже омертвели. Уставившись на яркие цифры и так медленно ползущую зеленоватую стрелку, я не сдавалась, повторяя про себя все то, что должна сказать завтра. Это была ночь с четверга на пятницу, последнюю пятницу января, и наутро мне нужно было заболеть.
К восьми часам, когда за матовым стеклом двери появился неясный силуэт не подозревавшей о моих ночных гуляниях синьоры Биче, я уже горела в лихорадке. Услышав кашель, она нашла в дочкиной тумбочке градусник: температура подскочила за тридцать восемь.
– Оставайся-ка дома. Я принесу тебе завтрак, – и она направилась в сторону кухни, но не сделав и пары шагов, вдруг задумчиво обернулась.
Я лежала в постели с книгой в руках, хотя не могла даже закончить страницу: прочитанные строчки тут же вылетали из головы, и мне приходилось заново перечитывать весь абзац. Услышав долгожданный звонок в дверь, я вздрогнула, но это был всего лишь почтальон: заказное, распишитесь здесь. Попыталась поболтать с Сандрой, когда та проснулась, – еще несколько песчинок в бездонную пропасть времени. В одиннадцать, наконец, появилась Адальджиза. Пока она поднималась по лестнице, синьора Биче на секунду заглянула в комнату, вопросительно взглянув на меня.
– Мне нужно с ней поговорить, – прошептала я.