Арминута

С ней я выбирала себе весной открытый купальник. Мы отправились за ним в магазин рядом с бассейном, куда тоже ходили вместе. Пат показывала почти чемпионские результаты, а я занималась без особой охоты. Мне всегда было холодно, и еще до того, как залезть в воду, мне уже хотелось из нее вылезти. Меня раздражали серые стенки бассейна, запах хлорки. Но с тех пор как в моей жизни все изменилось, я и по ним скучала.

Мы с Пат хотели купить одинаковые купальники и похвастаться на пляже своими новыми формами. С разницей в неделю у нас начались месячные, и даже прыщи, похоже, выскакивали синхронно. Наши тела видоизменялись, словно подсказывая друг другу направление развития.

— Вот этот тебе подойдет, — сказала мама, пройдясь между полок и выудив откуда-то плотный раздельный купальник. — Ведь кожа на груди нежная и тонкая, она легко сгорает на солнце.

Тот день я запомнила до мелочей: накануне она заболела. Поэтому я отказалась брать бикини с бантиком между чашечками бюстгальтера и еще двумя по бокам плавок. А Патриция взяла, она такой очень хотела. Она часто приходила к нам домой, я к ней — гораздо реже: мои родители опасались, как бы мне не передались дурные привычки ее семейства. Они были веселые, рассеянные, безалаберные. Никто ни разу не видел их на мессе, ни по воскресеньям, ни даже на Пасху или Рождество: не исключено, что они просто были не в состоянии вовремя проснуться. Ели что попало, и не в определенный час, а когда были голодны; обожали двух своих собак и нахального кота, который вскакивал на стол и таскал остатки еды. Помню, как мы сами готовили себе полдник у них на кухне, заливая хлеб потоками шоколада, так что потом у меня от него ныли зубы.

— Это дает мне энергию, чтобы хорошо плавать, — заявила Пат. — Возьми еще кусочек, твоя мать не узнает.

Только однажды мне разрешили остаться у них ночевать. Ее родители ушли в кино. Мы допоздна смотрели телевизор, хрустя чипсами, а потом всю ночь болтали, устраиваясь то у нее в постели, то у меня, в обществе кота, с мурлыканием развалившегося на одеяле. Я не привыкла к такой свободе и на следующий день, вернувшись домой, чуть было не заснула с куском курицы на груди.

— Они тебя даже не покормили? — озабоченно спросила моя мать.

Когда я сообщила Патриции, что скоро мне придется уехать, она решила, что я шучу. Сначала она никак не могла взять в толк — впрочем, как и я сама, — что это за история с настоящими родителями, которые требуют меня вернуть, и не поняла по моему тону, как я приняла это известие. Мне пришлось все объяснять ей снова, и тогда Пат подскочила, словно ужаленная, и заплакала навзрыд, трясясь всем телом. Тут уж я сама испугалась. При виде ее реакции я сообразила, что мне и вправду грозит нечто ужасное, но плакать не стала.

— Не бойся, твои родители, я имею в виду те, которые здесь, этого не допустят. Ведь твой отец карабинер, он обязательно что-нибудь придумает, — попыталась она меня утешить, кое-как приходя в себя.

— Он говорит, что ничего не поделаешь.

— Твоя мать не согласится.

— Она сейчас плохо себя чувствует. Наверное, из-за того меня забирают. Или наоборот. Отец узнал, что она заболела, и решил меня сплавить, только не хочет признаваться. Поверить не могу, что какой-то семье, которая меня никогда не видела, вдруг загорелось забрать меня назад.

— Правда, ты же совсем не похожа на родителей. В смысле на тех, кого все знают как твоих маму и папу.

Ночью меня осенила одна идея, и утром, перебравшись под ее зонтик, я поделилась ею с Патрицией. Мы обдумали ее до мельчайших деталей и пришли в восторг от нашего плана. После обеда я побежала к ней, даже не спросив разрешения у матери, которая отдыхала у себя в комнате. Она все равно отмахнулась бы: у нее не было сил, и заботило ее совсем другое.

Пат открыла мне дверь, понурив голову и держась за притолоку. Грубо пнула кота, который терся о ее ноги, обвивая их хвостом. Мне расхотелось заходить. Пат взяла меня за руку и потащила в комнату, сказав, что со мной хочет поговорить ее мать. Мы, девчонки, придумали, что завтра после пляжа мы с Пат пойдем к ней, и я спрячусь у нее дома на месяц или два, чтобы за это время мои родители, и те и другие, нашли решение, которое меня устроит. Я позвоню домой — на несколько секунд, как в кино, — успокою их, скажу, что со мной все хорошо, и продиктую свои условия: «Туда я не поеду. Вернусь домой или убегу насовсем куда глаза глядят».

Мама Пат крепко меня обняла, как обычно тепло и неожиданно смущенно. Освободила для меня место на диване и пригласила сесть рядом. Кота она прогнала: сейчас было не до него.

— Мне очень жаль, — произнесла она. — Ты знаешь, как я к тебе привязана. Но это невозможно.

9

— Тебе нравилось там, в городе? — спросил как-то раз Винченцо.