Отец был старше брата Георга (отец экс-президента Эстонии Леннарта Мери—Авт.), или—как его называли дома—Жоржа, на десять лет. Родители отца, мои бабка и дед, разошлись. Дед остался сельским механиком и мельником в каком-то имении на берегу Онежского озера, а бабка вместе с детьми вернулась в Эстонию. После окончания гимназии отец поступил в Тартуский университет. Насколько я понимаю, он ушел из университета потому, что надо было зарабатывать деньги, чтобы дать возможность учиться Жоржу. В начале 1920-х годов, в детстве, я знал Жоржа как товарища моих детских игр. По-моему, он временами даже жил у нас... Во всяком случае, он был очень близким членом семьи.
В молодости мой отец был спортсменом номер один в Эстонии. Абсолютный чемпион по легкой атлетике, занимавший несколько лет подряд первые места во многих соревнованиях! Политикой он не интересовался совершенно. Презирал, можно сказать, политику. но как приличный человек считал себя, естественно, демократом-пацифистом, европейцем и космополитом.
На государство смотрел как на паразита, существующего за счет общества. И болезнью национализма абсолютно не был заражен. Я не могу назвать его интернационалистом, потому что в наши времена это стало словом неприличным.
— В общем смысле он, конечно, неизлечим, потому что существуют определенные обстоятельства, которые вызывают обострения этого чувства. За последние десятилетия все было сделано именно для того, чтобы нормальное чувство превратилось в болезненное явление национализма. нормальное, присущее человеку чувство болезнью не является.
впервые отец пошел на государственную работу после февральской революции 1917 года в горсовет, где ведал проблемами продовольственного снабжения населения Таллина. В январе или феврале 1918 года, когда перед заключением Брестского мира немцы затеяли очередное наступление на Эстонию, он вместе со всем советским активом эвакуировался на территорию России.
Но в 1918 году он оказался вместе с моей матерью, Ольгой Федоровной Дандорф, уже в Вильно (поженились они то ли в Петрограде, то ли в Москве) и там заболел сыпняком. Пока лежал в больнице, город захватили белополяки, а когда выздоровел, то от России Вильно был уже отгорожен каменной стеной. И он поехал в Эстонию.
Не было собаки в Таллине (не говоря уже о ком-то другом), ему не знакомой. На банкноте эстонского банка было четыре подписи—и все подписи друзей его юности. Он знал всех и вся!
Я помню эстонские картинки детства: где-то в 1923 году мы жили на Тартуском шоссе. Помню декабрьское вооруженное восстание в Эстонии 1924 года. Мне тогда было пять лет, но я очень хорошо все запомнил, потому что это было резкое нарушение существовавшего уклада. помню дворников, которые выглядывали на улицы из-за запертых калиток, потому что ночью была стрельба. помню, как летом жили на даче на речке пирита.
Домашним языком у нас был русский. Мать у меня русская, вернее, поколениями обрусевшая немка. во всяком случае в детстве у нее в семье домашним языком был русский. А восстановилась она как немка, обучаясь в Иетербурге в знаменитом Петершульце. в Эстонию она впервые попала в конце 1918 года вместе с моим отцом, выйдя за него замуж, и, конечно, эстонским языком не владела. немножко говорила, но не в такой степени, чтобы семейным языком считать эстонский.
Б 1926 году отец уехал из Эстонии в Югославию абсолютно без всяких средств. Без денег. Без ничего. Мне тогда было шесть лет.
— Не так это просто объяснить. Наверное, сказались некоторые черты авантюрности в его характере. Здесь ему было тесно. Он хотел выехать в Канаду, но для этого нужно было иметь серьезную материальную основу, а таковой не было. И просто из-за совпадения некоторых обстоятельств мы поехали в Югославию. У отца был то ли знакомый, то ли приятель, женатый на югославке. он, поддавшись уговорам жены, уехал с ней и оттуда присылал письма, где очень расхваливал природу и существовавшие там возможности.
—
— По-моему, он не очень задавался этим вопросом. Эстония была страной очень упорядоченной, а ему это не нравилось. Ему нужны были острые ощущения, а здесь этого не было. Стало скучно, вот и все. Снялся и поехал в Югославию, прихватив с собой жену и сына.
после окончания первой мировой войны, в которой Югославия принимала участие, было создано королевство сербов, хорватов и словенцев. Когда мы приехали туда, то это королевство еще существовало. Но очень быстро приняли новую конституцию, по которой государство было переименовано в Югославию.