Арокс и Штёр № 2. Вестник пост-Аквариума

Марк: Дело в том, что у меня нет слуха. Вообще. А до того я не только не интересовался совершенно не только рок-н-роллом, но и вообще музыкой. Так только, послушать иногда там что-то… знал, что вот есть такая группа, что есть Гребенщиков и песня «Город золотой». Вот и всё моё образование в этой области. Я просто не понимал, что происходит на концертах. Я что-то такое делал… всё-таки профессионал, четверть века к тому времени, но не понимал, что происходит. И помню, что сразу после этих восьми концертов были концерты где-то в Сибири… Они были в небольших клубах. Где со светом была просто полная ж… и я просто включал свет и вбивался в эту толпу у сцены, туда, в самую кучу, чтобы понять – что происходит? Чего я делаю-то? Зачем все это?

И понял то я, что же происходит на сцене АКВАРИУМА только на двенадцатом концерте. Это был тот самый концерт, после которого я уже перестал считать. Это было в Рязани, зима, и в середине песни я вдруг въехал! В ощущение песни, в ощущение того, что происходит на сцене. Как только я въехал, то тут же руки зажили без меня…

Что это за песня была?

Марк: Да я уже и не помню… Но произошло тогда то, что потом произошло в АКВАРИУМЕ всего один раз… в середине песни раздались аплодисменты – свету! Я точно знаю, что это были мне аплодисменты, и я тщательнейшим образом следил, чтобы больше такого не происходило. Потому что не должно быть отвлечения на что-то конкретное, это называется «тащить одело на себя» – есть такой театральный термин. И вот такое в АКВАРИУМЕ произошло всего один единственный раз после этого. Случайно тоже получилось… Произошло же то, что при моём слухе чрезвычайно маловероятно… я попал в долю! И тоже аплодисменты, и тоже я потом приходил к Борьке извинялся, хотя он не принимал этого категорически, он считал, что всё было хорошо, но я-то понимал, что так быть не должно.

Насколько я могу судить, ты до АКВАРИУМА был связан по работе с театром?

Марк: Да. Главное для меня, как для художника по свету, состоялось в народном театре моего родного Политехнического института, моей альма-матер. Все мои профессиональные основы – именно в этом театре. Но пришло время, когда мне сказали: «Хватит уже! Иди и займись всем этим на профессиональной сцене!». К тому времени театр Политеха как раз заканчивал свою жизнь и с 1988 года я профессионально занимаюсь светом. Я поработал во многих театрах Питера.

В какой степени на твой взгляд то, что ты делаешь как художник по свету в АКВАРИУМЕ, получается адекватным тому, чего бы ты сам хотел в результате?

Марк: Адекватность – это, на мой взгляд, главное требование к моей работе. В принципе. Быть адекватным тому, что происходит на сцене. На этом строится всё! Вот вся моя работа, её генеральный принцип – это как раз адекватность. Насколько все получается адекватным, сам я сказать не могу, но стараюсь быть адекватным на сто процентов. Как правило, мне это удаётся.

Но, наверное, многое зависит от технологических возможностей… Они ведь всюду разные. Одно дело – западные страны или российские города… Или хорошие концертные залы и не очень большие клубы…

Марк: Вот на это и есть мастерство. В таких случаях я обычно говорю – «Борисыч распиздяев не держит. У него каждый в своём деле хороший специалист». И я в своем деле – тоже. Один из параметров мастерства – это как раз умение сделать из г… конфетку. То есть в зале, оснащённом скромно, создать максимальную степень адекватности тому, что происходит на сцене.

С 1993 года ты постоянно работаешь с группой и, соответственно, путешествуешь с ней по всем городам и странам.

Марк: Да, так оно и есть. Я всегда с группой. Ну меня не было только, когда на операции валялся… Ну а так – всегда.

Любопытна твоя точка зрения на эволюцию АКВАРИУМА за те годы, которые ты его наблюдаешь?