– Спасибо, Мирра! – В тихом голосе Петтера, в его темных глазах было столько нежности, что у меня защемило сердце. Петтер шагнул прочь, потом остановился, кажется, колеблясь. В этом сарае было столько сильных и неприятных запахов, что улавливать его чувства мне удавалось лишь вблизи. Потом, решившись, он взял с полки бутылку, вернулся и протянул мне: – Выпейте, хоть глоток-два. Это… для храбрости!
Отказываться я не стала, хотя пить хельский самогон – все равно что глотать огонь.
Зато когда я отдышалась и вытерла слезы, то обнаружила, что «Бруни» уже выкатился из ангара и теперь весело скакал по полю, освещая себе путь прикрученным на носу фонарем.
– Закройте глаза! – крикнул мне Петтер, не оборачиваясь. Голос у него был неожиданно веселый и задорный. Надо думать, мальчишка наслаждался предстоящим полетом.
Я же, каюсь, могла только зажмуриться и молиться всем богам, которых смогла вспомнить. «Надо было написать завещание!» – мелькнула запоздалая мысль, и мы взлетели.
Последовавшие мысленные комментарии, признаюсь, были нецензурные, хоть и весьма уместны.
Летало это чудо техники как муха с оборванным крылом. Братья так развлекались в детстве – ловили какое-нибудь насекомое, отрывали одно крыло и потом с интересом наблюдали за вихляющим полетом бедолаги. За такие забавы им доставалось от бабушки, но братьев это не останавливало…
Было страшно. Да что там, было отчаянно страшно! Я вцепилась в поручень и, чувствуя бьющий в лицо ветер, старалась не думать о том, что от падения меня защищает только деревянный настил под ногами.
Холодный ветер высекал слезы из глаз и мгновенно выстудил мою несуразную одежду. К тому же нещадная болтанка заставила меня пожалеть об опрометчиво отданном Петтеру масле мяты. Сейчас бы мятный леденец…
Здешние ночи совсем не такие непроглядные, как в южных широтах, к тому же покрывающий землю снег словно разбавлял темноту. Все внизу виднелось отчетливо: крыши, море, скалы…
Я тяжело сглотнула и зажмурилась. Паника заставляла тело каменеть, тошнота подступала к горлу, и только одна мысль гремела горошиной в моей разом опустевшей голове: «Высота звенит кедрами! Звенит»…
Холод, ветер и снег в лицо, навалившаяся усталость… В конце концов я впала в какое-то сонное оцепенение. К счастью, Петтер в моих указаниях не нуждался: огромный ледник на севере острова сложно не заметить при всем желании.
Очнуться меня заставил резкий рывок, от которого земля (точнее, заменявшая ее обшивка самолета) едва не ушла из-под ног. На неудобной скамеечке я и так чувствовала себя курицей на насесте. Моя развевающаяся шуба, надо думать, походила на крылья.
От резкого наклона я едва не выпала и вцепилась в поручень. И, разумеется, не удержалась от вскрика.
Петтер, каким-то немыслимым образом услышав меня в свисте ветра, на мгновение обернулся.
– Держитесь, Мирра! – отчаянно крикнул он, крутанул руль (или как там называется управление у самолета?), на что «Бруни», казалось, протяжно застонал.
Я осторожно выглянула вниз и обнаружила, что мы летим над морем. Дрейфующие в нем льдины обещали весьма прохладный прием сорвиголовам, которые рискнут искупаться. Теплое течение осталось много южнее. Лететь осталось совсем немного: вдали скалами возвышалась сияющая даже в ночи толща льда.
Петтер боролся с «Бруни», пытаясь заставить его лететь ровно. Но шквальный ветер сводил на нет все его усилия, играл самолетом, как бумажным змеем.
Я изо всех сил вцепилась в поручень. Боги, милосердные мои боги, помогите и защитите!
– Мирра! – пробился сквозь цепенящий ужас голос Петтера. – Прыгайте, быстро!
«Что?! Вы с ума сошли?» – хотела спросить я, но замерзшие губы не слушались.
– Прыгайте! – снова крикнул мальчишка. – Тут невысоко. Ну же!
Я вдруг обнаружила, что машинально повинуюсь его властному тону. Теперь под нами был берег – немногим более приветливый, чем ледяное море. Скалы, снежное поле, узкая кромка прибрежного песка.
От одной мысли, что нужно переступить через край, мне становилось дурно. Ветер сорвал с моих плеч шубу, подталкивал меня в грудь, а я все никак не могла решиться.
Надо думать, Петтеру надоели мои колебания. «Бруни» дернулся, закладывая вираж, и я с воплем полетела вниз…
По счастью, самолет летел совсем низко, к тому же упала я в глубокий сугроб.
Полежала, с некоторым трудом осознав, что осталась в живых. Ничего даже не болело, кроме ушибленного локтя. К груди я прижимала драгоценный саквояж с лекарствами, а также вместительный пакет с продуктами.
Обнаружив это, я нервно засмеялась и попыталась сесть. Надо же, самое ценное я не выпустила даже в столь экстремальных условиях!
Отдаленный крик и глухой звук удара мгновенно оборвали мой смех.
Боги, это же Петтер!..
Никогда в жизни мне не доводилось бегать так быстро и отчаянно. Сердце, казалось, колотилось в горле, я то и дело спотыкалась, но мчалась дальше, наплевав на опасность переломать ноги. Бежать в комбинезоне было легко, а шуба слетела с меня еще до падения и, кажется, зацепилась за хвост «Бруни». Снег налипал на ресницы и студил щеки, однако холода я не чувствовала.