Я стащила из пакета обсыпанный маком бублик, откусила кусочек. Покосилась на Петтера. И вдруг остро захотелось прижаться к его груди – прижаться изо всех сил, спрятать лицо и молчать. Просто наслаждаться знакомым запахом и чувством защищенности…
Я встряхнула головой, отбрасывая глупое желание. Боги, милосердные мои боги, я же взрослая и разумная женщина! Откуда такие порывы?! Наверное, я просто устала быть сильной… Точнее, казаться таковой.
Дальнейшее запомнилось мне кусками, похожими на яркие лоскутки.
Моя голова на плече у Петтера (каюсь, не смогла сопротивляться искушению!), слипающиеся глаза, безликие дома за окном…
Наверное, в какой-то момент я все же задремала, потому что в себя пришла от хрипловатого голоса Петтера.
– Мирра, – позвал он тихо, – просыпайтесь!
– Я не сплю, – откликнулась я, украдкой зевая. С некоторым сожалением подняла голову и огляделась. Темные здания с крошечными оконцами, высоченные заборы, редкие газовые фонари. – Где мы?
– В порту, – признал Петтер, кажется, с некоторым смущением. – Я снимаю здесь сарай. Ну, мастерская и ангар…
От него вдруг потянуло смолистым – теплым и колким – ароматом сосен. Светло, прозрачно и высоко-высоко…
И я не выдержала. Притянула его к себе – и поцеловала, насколько хватило дыхания.
– На удачу, – объяснила я, отдышавшись. Медвяное благоухание мускатного шалфея пьянило не хуже вина.
Петтер молчал, крепко меня обняв. Какие-то рычажки и рукоятки больно впивались в бок, однако меня это не особенно беспокоило. Все так невпопад, так неправильно, так нелепо! Женщина за тридцать – и молоденький мальчик! Но больше мне с собой не справиться… Глупо, правда?
– Нам нужно спешить, – шепнул Петтер, даже не делая попытки меня отпустить.
– Нужно, – согласилась я, не двигаясь.
Закрыть глаза – и дышать. Чувствовать. Жить.
Потом – спустя то ли мгновение, то ли полчаса – он неохотно разжал объятия, отодвинулся. И то лишь потому, что в стекло настойчиво постучали.
– Эй, парнишка, – произнес чей-то грубый и неуместно веселый голос. – Хватит уже, выбирайтесь. Вы ж не миловаться сюда приехали!
Петтер покраснел жаркой волной, прикусил губу.
Окликал нас мужчина средних лет в военной форме со споротыми знаками различия. Надо думать, сторож или кто-то, его заменяющий.
– Привет, Тень Волка! – ухмыльнулся он, когда Петтер помог мне выбраться из авто.
Где-то вдали слышались голоса, поющие нетрезвую песню, резко пахло дешевым вином, машинным маслом и человеческими испражнениями (а может, и не только человеческими).
М-да, уютное местечко!
– Почему «тень волка»? – удивилась я вполголоса и тут же обругала себя за недогадливость. Знала же трактовку имени Ингольва!
– Господин полковник – «Королевский Волк», – ровным тоном объяснил словно заледеневший Петтер. – А я – его тень.
Непослушная тень, своевольная…
От Петтера пахло горьковатым табачным дымом – и сладковато-землистым ароматом свежих табачных листьев.
– Ага, – подтвердил незнакомец. Судя по неопрятной бороде и алкогольному амбре, от которого буквально резало глаза, он пил так давно, что теперь ему уже море было по колено. И уже Петтеру: – Ты чего бабу-то притащил? Неужто кататься?
На «бабу» возмущаться я не стала. Здесь совсем иные правила, так что лучше предоставить Петтеру самому вести разговор.
– Нужно, – кратко ответил Петтер и полез на заднее сиденье за вещами. – Проводи нас до ангара, будь другом!
– Другом? – переспросил мужчина с непонятной интонацией и махнул рукой. – Ладно, идем! Что уж.
Мы пробирались такими закоулками, что Петтеру приходилось вести меня за руку. Кажется, он охотнее понес бы меня, только бы не отвлекаться всякий раз, когда я спотыкалась. Однако приходилось нести саквояж, пакеты с едой, еще какие-то свертки…
Хорошо, хоть знакомец Петтера помог.
Наконец мы остановились у темного здания, и Петтер, сгрузив на мужчину (так и оставшегося неназванным) свои вещи, принялся возиться с замком.
Войдя внутрь, я остановилась, с интересом оглядываясь. Здесь были одинаковые грузовые ворота с обеих сторон, множество всевозможного хлама, сваленного грудами по углам или заботливо рассортированного на расстеленной парусине…
Я сморщила нос: пахло железом, смазкой, резиной и еще боги весть чем – резко и удушливо.
– Можно я подожду снаружи? – спросила я, стараясь дышать ртом.
– Конечно, – согласился Петтер, тревожно на меня взглянув. – Галлин, побудь с ней, ладно?
И я вдруг поняла, что он беспокоится, чтобы я не выдала себя, обнаружив излишнюю чувствительность к запахам. Смешной – как будто теперь это имело хоть какое-то значение!..
Галлин курил какие-то на редкость вонючие папироски (если мне не изменял нюх, в составе был отнюдь не только табак!) и косился на меня с любопытством. Я же старательно изображала невозмутимость, размышляя о весьма широком круге знакомств юноши. Оказывается, я многого о нем не знала.
Наконец из ангара выглянул объект моих размышлений.
– Ми… – начал он, но не успела я усмехнуться (назовет меня по имени – и прощай, конспирация!), как юноша закончил бойко: – Милая, пойдем!