Меня кольнул острый стыд: увлекшись бурными событиями, я совсем позабыла об остальном. Наверное, я очень плохая мать, а уж о том, какая я плохая жена, муж и свекор твердят мне регулярно.
Больше никаких посиделок вдвоем с Петтером, никаких разговоров и откровений. Хватит, пока еще можно остановиться!
Схватив склянку с мазью, я выскочила из «Уртехюс».
Петтер ждал меня у автомобиля, неловко опираясь на распахнутую дверцу, — темное пятно среди белого безмолвия улицы. Лишь вдалеке возился дворник, с задорной песней орудующий лопатой.
Петтер улыбнулся так светло и радостно, что у меня защемило сердце. Нужно немедленно привести его в чувство. В конце концов, сейчас ему отправляться на службу, а Ингольв не слепой и вполне способен сделать выводы.
— Возьмите! — велела я сухо, протягивая баночку Петтеру. — Нужно мазать пострадавшее место минимум дважды в день. И передайте Ингольву, что в ближайшие два-три дня вам нужно поберечь ногу.
Юноша кивнул, явно удивленный столь резкой переменой в моем отношении.
— Спасибо за заботу, госпожа Мирра! — серьезно сказал он, улыбаясь уголками губ. Такой юный, такой нескладный в своей форме… Его окутывал теплый, фруктово-сладкий аромат мандарина.
А я вдруг поняла, насколько важен был для него этот пустячный знак внимания.
— Не за что, — холодно откликнулась я. — Думаю, вам пора.
На лице Петтера промелькнуло недоумение, потом он прикусил губу и будто замкнулся. Коротко поклонился и неуклюже полез в салон.
— До свидания, госпожа Мирра! — на меня Петтер не смотрел, только пряно-сладкий аромат аниса выдавал его почти детскую обиду.
— Петтер! — я чуть повысила голос. — Прекратите. Вы не в том состоянии, чтобы ехать самому. Вызовите кэб или идите в дом!
— Спасибо за заботу! — а вот теперь это прозвучало ядовито. Его душила холодная полынная горечь. — Я сам справлюсь.
— Петтер!
Юноша, не слушая, рывком тронул автомобиль с места.
Я в сердцах помянула йотуна (хорошо, что бабушка не слышит!) и направилась к «Уртехюс». На душе было мерзко, а на языке чувствовался металлический привкус. Намеренно и расчетливо обижать влюбленного юношу, видеть, как на лице его нежность сменяется болью — это было невыносимо. А иначе нельзя…
Чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых дум, я принялась составлять новые рецепты. Уселась в кресло со стопкой книг, перечнем всех имеющихся у меня ингредиентов, а также тетрадью и карандашом. Прикидывать, какие масла лучше взять, высчитывать пропорции и пытаться представить, как все это будет пахнуть в итоге… Занятие это всегда меня завораживало, но сегодня я то и дело ловила себя на том, что вместо названий трав вывожу какие-то бессмысленные загогулины.
Раздраженно отбросив карандаш, я принялась за дела попроще: поставить тинктуру[43]
ванили; процедить уже настоявшиеся экстракты солодки, липы и ромашки; измельчить масло какао — незаменимое средство при кашле — и расфасовать его в одинаковые пакетики.За последним занятием меня и застал стук в дверь. Дверь сразу распахнулась, явив господина, пропорции которого («поперек себя шире»), равно как и блестящая лысина, ничуть не мешали его жизнерадостности.
— Госпожа Мирра! — воскликнул толстячок, буквально лучась улыбкой. — Как же я рад, безмерно рад вас видеть!
При этом он прижал пухлую ручку к груди, беззастенчиво обшаривая меня глазами.
— Здравствуйте, господин Льётольв, — улыбнулась я, убирая весы. Обижаться на любвеобильного интенданта (а именно такую должность занимал господин Льётольв в гарнизоне Ингойи) было нелепо. — Присаживайтесь. Чай, кофе?
«Вас!» — горело в его масленом взгляде.
— Кофе! — господин Льётольв развалился на диванчике, а я принялась варить напиток, даже спиной ощущая его раздевающий взгляд. И запах — почти наркотическая сладость шоколада, карамельный иланг-иланг, пряный кардамон и многослойная, густая и теплая ваниль. Надо признать, господин Льётольв (вот уж кому не подходило имя «Ужаса волк»!) умел наслаждаться жизнью.
— Что привело вас ко мне? — поинтересовалась я, подавая посетителю кофе.
Господин Льётольв как бы невзначай погладил меня по руке, но я сделала вид, что ничего не заметила, только отсела подальше.
— Любовь! — так сладострастно вздохнул он, что я вздернула брови. Заметив мое удивление, он отмахнулся: — Ах, не к вам! — и тут же спохватился. — Госпожа Мирра, вы царица моего сердца и снитесь мне каждую ночь! Верите?
Он подался ко мне, едва не свалив чашку.
— Верю, — согласилась я. — Хотите, я дам вам отличное снотворное? Чтобы вам больше не снились всякие
Господин Льётольв рассмеялся, поднимая руки в шутливом жесте.
— Сдаюсь, сдаюсь, госпожа Мирра! Ваша добродетель непоколебима, преклоняюсь!
Я согласно наклонила голову, поспешно отгоняя неуместные воспоминания. Не так уж она непоколебима…
— Вы пришли ко мне, чтобы… — напомнила я.
— Ах, да! — господин Льётольв посерьезнел. — Я пришел, чтобы воздать должное любви!