Аромат апельсинов

Странно, что я ему об этом рассказывала. Какой смысл признаваться кому-то во сне, что в реальности я не существую? Причина мне известна. Это непонятное замыкание в моём мозгу, когда импульсы между нервами идут, как поезд, которому неправильно перевели стрелку.

Я знаю, что в действительности ничего этого не происходит. Что я, возможно, до сих пор ползу на локтях и коленях по коридору. Надеюсь, я туда вернусь одетой, а не приду голышом из дома незнакомца.

И я знаю ещё кое-что. Мне совсем не хочется уходить из своих фантазий. Я не хочу в реальность, где Джонни меня отталкивает или того хуже, смотрит сквозь меня. Я хочу сюда, в прошлое.

Где он меня любит.

— Я никуда не уйду, — заявляю я и тянусь к нему губами.

Он целует меня и бормочет:

— Ты уйдёшь. Ты всегда так делаешь.

— Тогда давай наслаждаться временем, которое у нас есть, — шепчу я в ответ.

— Да, — говорит Джонни. — Время.

Меня совсем бы не удивило, если бы он уложил меня на столе и занялся бы со мной любовью. Но прежде чем мы успеваем что-то предпринять в данном направлении, распахивается задняя дверь. В кухню входит Кэнди, нагруженный двумя пакетами с продуктами, за ним следуют Беллина и Эд, которые также несут пакеты и бутылки с вином.

— Смотри, смотри, — говорит Беллина. Её голос грубый от многолетнего курения. Она окидывает меня взглядом с ног до головы. — Мы не хотели вам мешать.

В её голосе не чувствуется злорадства, я улыбаюсь губам Джонни и отступаю.

— Привет, Беллина.

— Помоги нам, пожалуйста. Кэнди закупил многовато еды. У нас сегодня вечеринка, — Эд, кажется, уже малость под мухой.

— Да, вечеринка в моём доме, — выглядит так, будто с Джонни никто не договаривался. — Рад, что вы пришли.

Все смеются. Даже я понимаю, что это шутка. Это дом Джонни, но, кажется, они все здесь живут. Слишком уж часто здесь происходят сборища. Дом похож на коммуну. Или улей.

Мы разбираем продукты. Каждый пакет для меня является сюрпризом. Банки без кольца для открывания. Товары, которых я не знаю. Вокруг меня все смеются и шутят. Сначала я тоже принимаю участие в разговоре, но с каждой упаковкой, которую обнаруживаю в шкафах или холодильнике, становлюсь молчаливее.

Обычно в чужом доме мне сложно освоиться. Но в доме Джонни личная жизнь и частная собственность особой роли не играли. Я брожу от шкафа к шкафу, разглядываю коробки, пакеты и банки. Выдвигаю ящики, бросаю взгляд на столовые приборы. Рассматриваю банки с чаем, которые стоят на полках. Но потом замечаю, что все смотрят на меня и делают вид, что ничего не происходит. Я разворачиваюсь в центре кухни вокруг своей оси и разглядываю честную компанию.

Затем перевожу взгляд на календарь, висящий на стене.

— Здесь всего так много, — громко сообщаю я, и мне наплевать, что они обо мне думают.

А что они должны обо мне думать? Ничего. Все их мысли рождаются в моём мозгу. Они могут делать только то, что придумаю я. Все эти люди — марионетки, кухня — сцена, на которой я — режиссёр. Но я стою на этой сцене и удивляюсь. Пот течёт по моей спине, и меня охватывает озноб.

Джонни перекрещивает свои пальцы с моими. У него крепкая хватка. Он не даёт мне дрожать. Когда я поднимаю на него глаза, все проблемы тают под его улыбкой.

— Пошли наверх, — говорит он. — Пошли, моя красавица.

— Ох, Эмм. Будь осторожнее. Он тебя спросит, не хочешь ли ты посмотреть на его гравюры, — Эд хихикает и прикуривает самокрутку с резким запахом.

— Всё в порядке? — Джонни не сводит с меня глаз и легонько тянет за руку. — Хочешь пойти со мной наверх?

— Да, — маленькое слово с трудом вырывается из моего пересохшего горла.

Мне всё равно, что на нас направлено пристальное внимание гостей Джонни, мне всё равно, что они о нас думают. Я хочу идти с Джонни наверх. Я хочу видеть его обнажённое тело и прокладывать поцелуями дорожку от его лодыжек до груди. Я хочу чувствовать его член глубоко в себе. Я хочу долго скакать на нём, пока мы оба не достигнем пика и рухнем, изнеможённые и мокрые от пота.

При жизни в родительском доме, я мало за что отвечала. Несмотря на мои протесты, мама настаивала, что будет сама стирать моё бельё. Я каждый месяц отдавала родителям часть денег на расходы, и не заботилась об оплате счетов. Я не готовила, и в большинстве случаев ходила за покупками вместе с мамой. Платили мы половину. В родительском доме у меня было намного больше свободного времени, которое в собственном доме пожиралось такими обыденными вещами, как замена рулона туалетной бумаги и уборка. Но собственную свободу я не променяла бы ни за что на свете. Уже позабылось, как я тогда убивала время.