Аромат грязного белья (сборник)

Не следует упускать из виду, что основа отношений между мужчиной и женщиной – это компромисс. Женщина раздвигает ноги в обмен на какие-то блага, которые представляет мужчина. Компромисс достигается в процессе переговоров, то есть ухаживания, где прощупывается, у кого имеется какая слабина, чтобы выторговать для себя побольше благ. Мораль – это то, что вынуждает людей идти по дороге компромисса и установления договора, то есть по пути хитрости, лицемерия, лжи – именно того, что было так ненавистно Ницше. Он не умел и не хотел ухаживать – он сразу делал предложение (женитьбы на той, какую хотел, или шёл в бордель и платил деньги или ухватывался за мастурбацию). Сила, которой Ницше наделяет сверхчеловека, так прельщает его именно потому, что она позволяет избегать переговоров и компромиссов, и берёт то, что хочешь – на то она и сила. Причём у сверхчеловека есть не только сила, но и дух, который необходим для того, чтобы решиться своей силой воспользоваться.

Сила духа, которая необходима для насильника-сверхчеловека, обеспечивается свержением христианской морали и установлением морали сильного. Сильному компромиссы не нужны. Обращение к компромиссу – знак слабости.

* * *

Под конец своей вменяемой жизни Ницше понял, что легально получить женщину с помощью женитьбы ему не удастся, и он успокаивает себя, придумывая себе оправдание:

Женатый философ уместен в комедии, таков мой канон… (7:480)

Идея обладания женщиной, по Ницше, – это насилие. Таким образом, Ницше не уничтожает мораль вообще, а заменяет одну мораль на другую, которая ему представляется более человечной (сверхчеловечной). Но так как у Ницше не хватает духа и физических сил жить, следуя своей новой морали, то он для этого придумывает сверхчеловека, которому такая мораль по плечу.

Прежде всего не следует забывать, что имморализм Ницше – это всего лишь слова. Что касается действий, то Ницше не убивал слабых, более того, сам был слабый, больной, временами почти слепой. Выступая против сострадания, Ницше сам жаждал его, но гордость не позволяла это признать, и он изо всех сил хаял сострадание, как лиса отвергала недоступный ей виноград.

* * *

В Заратустре имеется мудрёная главка «О целомудрии», в которой Заратустра говорит (голосом Ницше):

В городах трудно жить: там слишком много похотливых людей.

Почему же трудно? – Да потому, что есть огромное желание подражать этим похотливым людям и в то же время полная неспособность это сделать?

И далее Ницше изгаляется:

Не лучше ли попасть в руки убийцы, чем в мечты похотливой женщины? (7: 39)

Что же его так драматично страшит в том, чтобы женщина его возжелала? Не то ли, о чём Ницше отчаянно мечтал, но никто не хотел брать его ни в мечты, ни тем более – в объятия. Можно подумать, что Ницше решил прикинуться святым Иосифом, верным своему боссу – философии.

Дрожащим от похоти голосом Ницше принуждает Заратустру вещать и такую чушь:

И посмотрите на этих мужчин: их глаза говорят – они не знают ничего лучшего на земле, как лежать с женщиной.

Эта тирадка, которую доверчивый читатель готов воспринимать как обличение разврата, есть по сути чистой воды зависть Ницше к мужчинам, лежащим с женщиной. А лучше – с женщинами.

* * *

Как ловко умеет сука-чувственность молить о куске духа, когда ей отказывают в куске тела! —

чревовещает Ницше, держа в руках куклу Заратустры (7:39).

Так Ницше точно очертил суть духовной жизни, возникающей как результат полового голода. Вскоре Фрейд разработал на той же идее свою теорию сублимации.

* * *

Интересно также, что Ницше называет себя:

я – старый имморалист… (6:233).

Мы, имморалисты!.. – болваны и очевидность всегда против нас! (7:347)

Из такого термина должно бы следовать, что Ницше выступает против морали как таковой, оставляя вместо неё пустое место. Но, как водится, природа не терпит пустоты, и христианская мораль заменяется моралью сверхчеловека.

Подобное происходит, когда Ницше называет себя антихристом – в итоге он не оставляет пустоту атеизма, а заменяет Христа Заратустрой, сверхчеловеком, то есть собой. Оба эти негативные определения имморалиста и антихриста обрекают на вечную зависимость от того, что отрицаешь, а следовательно – на вторичность. Поэтому даже позитивное содержание этих определений всегда обусловливается ненавистными Ницше моралью и христианством, тем самым гарантируя им жизнь до тех пор, пока отрицательные приставки анти- и им- являются сутью Ницшевых определений.