Аромат изгнания

– Соломон, вы никогда не бываете серьезным?

– Ни за что на свете! Вы разве не понимаете, что убегать от грусти надо со смехом? Только тогда она устанет вас догонять и найдет себе другую жертву.

– Я смеялась, но она вернулась.

– Может быть, вы недостаточно смеялись?

– Может быть, у меня больше нет никаких причин для смеха.

– Вот именно. Когда ничего не смешно, тогда и надо смеяться.

– Над чем же?

– Над своим горем, над своим невежеством, над своим бессилием и над своей глупостью.

– Действительно много причин для смеха.

– Ха, вот видите?

И его заразительный раскатистый смех зазвучал в комнате, совладав с моим смятением.

Накануне отъезда в Египет Луна собрала чемоданы. То, что не взяла с собой, она уничтожила. В ее комнате не осталось ничего. Никакой памяти о ней, ни детских рисунков, ни одежды. Казалось, там никто не жил веками. Не стой она передо мной, я бы подумала, что и она была всего лишь миражом. Я поняла, что больше всего на свете она хочет уничтожить свою память, и была этим глубоко удручена. Я приготовила ужин. Мы молча поели, сидя напротив друг друга. Впервые за пять лет мы делили трапезу. Мне так хотелось с ней поговорить, сказать ей все, что я не сумела сказать за шестнадцать лет, но всякий раз, открывая рот, я натыкалась, как на преграду, на ее взгляд. Она закончила ужин и закрылась в своей опустевшей комнате. Мне надо было бежать за ней, обнять, пусть она и оттолкнет меня, сказать, что я люблю ее, но вместо этого я неподвижно стояла в гостиной, слушая, как утекает время, с каждой секундой удалявшее меня от дочери.

Ты хотела, чтобы я любила тебя, но я не могла. А теперь я бы рада тебя любить, но ты больше не хочешь моей любви.

Ночь повергла меня в жестокую тревогу. Такая жуткая пустота возопила во мне, что даже комната Амбры не могла меня успокоить.

Я не сомкнула глаз до рассвета и вышла на террасу посмотреть, как потягивается в небе солнце. Мне вспомнилась Луна, на этой самой террасе много лет назад, отчаянно пытающаяся привлечь мое внимание. Вспомнилось, как она делала свои первые шаги и с мольбой тянула ко мне ручонки. Моя луна была полной тогда, а теперь от нее осталось только четвертушка. Все остальное съедено моим равнодушием.

Как я жалею, Луна! Как я жалею!

Я умылась и оделась. Луна вышла из своей комнаты через час и молча позавтракала. Настал час отъезда. Она заглянула в комнату Амбры, обошла всю квартиру и остановилась в коридоре. Я положила руку на ее локоть, но она грубо отстранилась. Я молча помогла ей вынести чемоданы. Заказанная машина, которая должна была отвезти ее в Египет, уже приехала. Шофер погрузил чемоданы в багажник. Я протянула к ней руки.

– Луна…

Она повернулась ко мне. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– До свидания, Луиза.

Она села в машину и захлопнула дверцу. Автомобиль тронулся и заскользил по асфальту. Я побежала следом, но она не оглянулась. Мало-помалу она скрылась из вида, и я поняла, что не увижу ее целую вечность.

Из лавки вышел Валид и увидел меня, одну на улице, раздавленную тяжким бременем. Он помахал мне рукой. Потом в лавку вошел покупатель, и улица наполнилась людьми.

Жизнь продолжается…

Я поднялась в квартиру, чтобы убрать последние следы присутствия Луны. Потом спустилась и села за стол, неся печаль на вытянутых руках. Я писала десятки и десятки писем.

Это были дни на автомате, дни, когда надо жить, хоть это и ни к чему.

Нахель продолжал приходить ко мне, хотя матери теперь писал сам. Его молчаливое присутствие помогло мне выдержать отъезд Луны.

Через некоторое время после ее отъезда я получила письмо от Муны.

Дорогая Луиза,

Луна добралась благополучно, хоть и с опозданием. Мы позаботимся о ней, и ей здесь понравится, обещаю тебе. Ты можешь приехать к нам когда захочешь…

Вечерами мне было невыносимо возвращаться в квартиру, пустую как никогда. В первые дни я не могла привыкнуть видеть комнату Луны опустевшей, бездушной. Пустая комната, без следов, без воспоминаний, без прошлого.

«Я хочу ластик, который стирает память…»

Соломон очень поддержал меня в этот период. Я приходила к нему с сердцем, переполненным грустью, и ловила на себе его лукавый взгляд.

– Ну что, хорошие сегодня новости, поэтесса?

– Ужасные.

– А что может быть хуже ужасного?

– Отвратительные.

– Значит, все в порядке!

И я заливалась смехом…