Я сделала вид, что не слышала. Когда нас позвали, Мария уже потеряла всякую надежду и шла к дому как приговоренная на казнь. Но вдруг грянула музыка, все вышли на крыльцо и приветствовали ее, хлопая в ладоши. Ее лицо расплылось в улыбке. Она почти перестала дышать от волнения. Все поздравляли ее с днем рождения, и она, смеясь, бросалась в объятия ко всем по очереди. Нас усадили за большой стол с видом на море, до стола долетали морские брызги, смешиваясь с запахом жареного мяса. Кухарка приготовила на обед все, что любила Мария. Глаза ее округлились, когда она увидела изобилие блюд, приготовленных специально для нее. Ее тарелки скоро не стало видно под долмой, буреками с мясом, табуле, кюфтой с кумином… Еды было гораздо больше, чем она могла съесть, аппетит у нее был как у бабочки.
Наконец кухарка принесла именинный торт, который каждый год пекли для Марии. Это была огромная шарлотка с малиной, покрытая вкуснейшим розовым кремом. Слуги ели вместе с нами и ухаживали за Марией, которую просто обожали. Светлые волосы обрамляли ее личико. Она выглядела такой хрупкой, что мы все, не задумываясь, отдали бы за нее жизнь.
За лето моя кожа стала еще смуглее. Особенно я любила разглядывать свои руки: промежутки между пальцами всегда оставались светлыми. Волосы Жиля выгорели на солнце, а зелень глаз стала еще ослепительнее. В нас кипела такая жизненная сила, что порой приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Для нас не было ничего невозможного. Мы топтали песок наших детских желаний, оставляя на нем следы грез.
В получасе ходьбы от дома находился водопад. Я старалась бывать там при любой возможности. Можно ли вообразить такую красоту? Я сидела там часами на плоском камне и писала стихи, полные восхищения изобилием природы. Густая растительность фестонами обвила скалу, по которой стекали хрустальные капли. Как же восхитительно! Я слушала журчание живой воды, ловя каждую нотку. Иногда со мной приходил Жиль, отчего волшебство этого места для меня лишь усиливалось. Он садился на камень и молчал, боясь замутить хоть каплю благодатной воды. Мы прятались от жгучего солнца, а когда жара становилась слишком тяжелой, окунались в воду. Я украдкой косилась на Жиля, избегая его ослепительного взгляда. Чтобы успокоить сердце, я прижимала ладони к прохладной скале и закрывала глаза, уносясь в пылкие мечты. Жиль подарил мне в один из этих особенно отрадных дней маленькое гладкое деревянное сердечко, которое сам для меня сделал. Он повесил его мне на шею.
– Я буду его носить всю жизнь! – пообещала я страстно.
От водопада мы всегда уходили какими-то притихшими, потому что он окончательно успокаивал смятение, порой сжигавшее нас. Дни, проведенные в Хагиаре, были днями песка и соли, раскаленными солнцем. Днями, когда самое невозможное счастье ложилось на наши ладони каплями чистого детства.
Долина Кадиши так прекрасна сегодня утром! Деревья гнутся под тяжестью лет и приветствуют солнце у парадного подъезда воспоминаний. Я открываю окно моей жизни и вдыхаю долетающие брызги. Прости меня, дитя мое, если факты теснятся, цепляясь один за другой, но я предприняла долгое путешествие в гроты моей памяти… Кто я буду после самой себя? Я столько бежала в прошлом, что мне трудно вернуться к себе. Я знаю, что уже не совсем целостна, что оставила куски сердца на извилистых дорогах моей жизни. Они запутались в кустах сомнений и повисли на колючках отчаяния. Я смотрю на тетради со стихами, единственные следы моего прошлого. Они – ее верные свидетели. Мне кажется, что я только начинаю жизнь, а ведь я уже переступила ее порог. Все пережитое лишь готовило меня к тому, чем я в итоге стала. Понадобилось столько гроз, столько молний, чтобы расколоть небо моих убежденностей и погрузить звезды одну за другой во мрак! Столько было бессонных ночей, и вкус прощания наполнил мои закрома. Тучи ушли с затянутого горестями неба, и я смогла вновь услышать мелодию тех зачарованных дней. Я принадлежу земле, так истерзавшей мою душу. Я – хрустальное создание, надколотое бездной. Я так хотела вырасти, идти быстрее своей жизни. Свобода была иногда так близко – только руку протянуть, однако я не могла ее схватить. Я пыталась бежать за ней по извилистым тропкам абсурда, но мне было не угнаться. Моя душа всегда была свободна, но тело держало ее в тенетах плоти. Она, как птица в клетке, билась о стены невозможного. Действительность всегда марает мечту, и все же надо снова и снова мечтать. Нырять в эти бездны, видеть, как тает каждая частица твоей веры. Лежать с перебитыми крыльями в окружении стен и оград, но уметь терпеть, имея единственным союзником дыхание ночи. Кто нас этому учит?