Аромат изгнания

– Интересно, куда они уезжают и почему? Как ты думаешь, они отправляются на каникулы, Луиза? – спросила она.

– Очень может быть.

– А что у них в чемоданах?

– Думаю, восклицательные знаки и скобки.

Тут я вспомнила глобус на столе у деда.

– Слова, наверно, многим нужны, потому что Земля очень большая.

Мы согласились, что слова изо всех сил стараются удовлетворить всех, и если у меня нет вдохновения, значит, их призвали к человеку, которому они нужнее, чем мне. Надо только дождаться, когда все напьются из их источника, и они вернутся ко мне, когда я буду в них нуждаться.

В следующее воскресенье я повела Жиля в дедушкин кабинет. Он ошеломленно уставился на сотни томов в книжных шкафах.

– Вы прочли все эти книги? – спросил он деда, и тот рассмеялся.

– Книги – большое дело моей жизни, и ее долгих лет хватило, чтобы это прочесть.

Жиль вытаращил глаза.

– А ты, Жиль, любишь читать? – спросил его дед.

Он поколебался.

– Э-э… Когда как… Я… Я несколько раз прочел стихотворение Луизы.

Дед повернулся ко мне.

– Ты согласишься попробовать привить Жилю вкус к чтению?

– Конечно!.. Если он не против! – ответила я.

Он согласился. Я повела его в свою комнату. Жиль увидел музыкальную шкатулку, которую привез мне папа из одной из поездок.

– Я впервые вижу такую вещь, – сказал он. – Не понимаю. Как коробка может играть музыку?

Я еще не задавалась этим вопросом, и он поверг меня в замешательство. Мы крутили и вертели музыкальную шкатулку, пытаясь понять, откуда берется музыка.

– Может быть, где-то прячется оркестр и начинает играть, когда я ее открываю? – предположила я.

– А если ты откроешь ее ночью? – спросил он.

Жиль обладал жаждой познания, и мне казалось, что ее невозможно утолить – такой она была огромной и насущной. Я жалела, что не могу ему ответить, но у меня самой было столько вопросов, что мы вдвоем могли бы веками вопрошать звезды.

После обеда мы пошли на рыбалку. Прескотт бегал вокруг, и Пьер был этим очень недоволен.

– Он распугает всю форель, из-за него мы ничего не принесем.

Пьер вдруг уловил какое-то движение в воде и дал нам знать коротким свистом. Я молилась про себя, чтобы форель не клюнула на крючок и вернулась к своим собратьям, но отчетливо видела ее – она плавала совсем рядом с наживкой Пьера. Она уже открыла рот, чтобы схватить наживку, но тут Прескотт, которому надоело ждать, кинулся к нам, весело мяукая. Форель испугалась – и только ее и видели. Пьер вне себя бросился на Прескотта. Папа велел ему успокоиться, но это не подействовало, и он очень рассердился. Несколько минут они мерили друг друга взглядами. Наконец Пьер бросил на землю свою удочку и убежал. Всех нас в очередной раз изумила его необузданная ярость, и горечь поднялась в наших сердцах.

Через несколько минут Жиль поймал форель и гордо положил ее в ведро. Я чудесным образом получила разрешение оставить ее себе и, вернувшись домой, поместила ее в банку на комоде в моей комнате. Я решила назвать ее Кароль.

Под вечер я увела Жиля в большую библиотеку, чтобы дать ему первый урок чтения и письма. Он делал колоссальные усилия, расшифровывая каждое слово. Стало ясно, что перед нами стоит весьма непростая задача. Он переписывал алфавит снова и снова, не унывая, потому что в нем жила огромная жажда учиться.

– Теперь опиши нашу рыбалку, – сказала я ему.

Он писал медленно, прикусив язык. Я с волнением прочла его рассказ. Его лихорадочно написанные буквы вышли кривоватыми, как будто им было трудно выбраться из его воображения и они помялись по дороге.

Вернувшись в свою комнату, я увидела, как Прескотт ест Кароль на моем голубом ковре. Я отчаянно закричала и бросилась на него, чтобы прогнать из комнаты. Он облизнулся, зубы его были красны от крови Кароль, чье маленькое тельце он уже успел наполовину растерзать. Вошла Мария и остолбенела, потрясенная открывшимся зрелищем. Слезы потекли из ее вытаращенных глаз, и она завизжала. Мы обе бились в истерике, и папа рассердился.

– Прекратите хныкать! Прескотт – кот! А коты, если не указано иное, едят рыбу! – сказал он.

Инцидент был исчерпан.

Когда одним апрельским вечером 1909 года я вернулась из школы, в доме было тихо. Беспокойство охватило меня: я не понимала, куда все могли уйти в час, когда мы обычно собирались вместе. Я побежала в кухню, но и там никого не было. Даже плиту не затопили. Я поспешно направилась в комнату Марии. Она сидела на ковре с Пьером и двумя слугами. Алия выглядела озабоченной. Тревога захлестнула меня.

– А… куда они все ушли?

Алия встала и взяла меня за руки.

– Дедушка с мамой пошли на общественное собрание по поводу событий, случившихся в Адане. Они скоро вернутся, – объяснила она.

– А… что за события? – спросила я срывающимся голосом.

Она поколебалась, бросила вопросительный взгляд на второго слугу. Пьер повернулся ко мне.

– Турки вырезали множество армян! – сказал он.

Мария посмотрела на него, на ее лице был написан ужас, а Алия, рассердившись, велела ему идти в свою комнату.

– Не понимаю, почему нельзя сказать, что случилось, если Луиза хочет знать! – протестовал он.