Он встал и пошел наверх, оставив Иви и госпожу Чэн сидеть в тишине. Иви услышала, как где-то в доме тикают часы. Никогда раньше ей не попадалось такого громкого механизма. Секунда за секундой утекала ее жизнь…
В доме, где она росла, тоже были старинные часы. Их приходилось заводить, смазывать и чистить. Они с Хансом их боялись. Маятник бесконечно ходил из стороны в сторону, а звонили они громко и пугающе, отчего в квартире делалось совсем мрачно. Ханс часто просыпался среди ночи и боялся сам пойти в туалет, а заснуть уже не мог. Поворочавшись некоторое время, он начинал плакать, бросался через коридор к Иви и будил ее…
Госпожа Чэн продолжала крутить бусины, глядя в пол.
Иви потерла рукой шею. Раньше она была куда разговорчивее. Считалась остроумной и убедительной. Но после трех лет молчания стала косноязычной и неловкой. Перестала быть хорошим собеседником – и уж тем более утешительницей. Она не знала, как относиться к чужому горю.
Иви жалела, что отказалась, когда босс и Ховард предлагали поехать с ней. Будь они здесь, встреча, вероятно – да нет, наверняка, – прошла бы удачнее. Она думала о том, с чего начать, но слова застревали у нее в горле, и она только откашливалась.
Возможно, госпожа Чэн услышала ее невнятное бормотание и потому вернулась к реальности.
– Попробуйте фрукты, – сказала она, пододвигая к Иви тарелку.
– Мне надо вымыть руки.
– Ванная вон там. Пойдемте, я покажу. Или можете вымыть руки на кухне.
– Я схожу сама.
Иви быстро поднялась с дивана, прошла вдоль длинного стола со статуями к дверному проему и раздвинула занавеску.
– Видите, куда вам?
Услышав, что госпожа Чэн тоже встает, она поспешно ответила «да».
Загорелась старомодная лампа, неохотно дававшая мертвенный свет, который скупо отражала настенная плитка. Иви прикрыла дверь, достала полиэтиленовый пакет из кармана брюк, открыла его и понюхала.
К ее носу вернулась жизнь. Она, как собака, потрясла головой, снова чувствуя мир вокруг себя.
Торопливо застегнула пакет, но было уже слишком поздно: омерзительный запах проник в ванную. Как капля крови в море, он распространился по океану воздуха. И мог в любой момент привлечь акул.
Иви перебрала флаконы с гелем для душа и шампунем, по очереди нюхая их, проверяя на совпадение ингредиентов с «Мадам Роша». Ничего. Очень тихо она открыла дверь и прокралась на кухню. Запах там был сложносоставным, но преимущественно пахло пищей: недоеденным яичным блинчиком, оставшимся с завтрака, жареной рыбой со вчерашнего ужина, застоявшимся воздухом из холодильника… Никаких подсказок. Выходит, она приехала напрасно.
На пороге кухни Иви столкнулась с господином Чэном, который спустился сверху с кипой альбомов и отдельных рисунков. Он протянул их ей. Оба смущенные, они гуськом прошли обратно в гостиную.
– Уэйн всегда любил рисовать, – сказал господин Чэн хрипло. – Помню, как он рисовал даже в поезде.
Иви просмотрела несколько карандашных рисунков и акварелей. Все зрелые, мастерские. Даже если это были случайные наброски на полях блокнота, Уэйн относился к ним серьезно и тщательно прорабатывал. У него была твердая, уверенная рука.
Иви вспомнились кисти и мастихины, пятна краски у него на столе. Никаких альбомов и листов бумаги они у него не нашли. Она нахмурила лоб. Это было по-настоящему странно.
– Мы не нашли никаких его рисунков, когда убирали в квартире, – прошептала она. Ни одного. Разве это не странно? – Когда он нарисовал эти?
– О… четыре года назад, может, пять. В последние годы он редко бывал дома.
– Я вернусь и поспрашиваю. Возможно, рисунки у его друзей. – Она протянула работы Уэйна обратно его отцу, который уже собирался их взять, когда заговорила госпожа Чэн:
– Оставьте их себе. Нам они не нужны.
Господин Чэн не смог скрыть своего удивления. Его рука замерла в воздухе, после чего он медленно, печально и беспомощно опустил ее и снова стал теребить брючину.
– И книги заберите, и духи, – продолжала женщина.
Не возражая, Иви собрала все, что привезла с собой, и рисунки, которые ей дали.
– Думаю, мне пора.
– Не возьмете с собой несколько яблок? – Госпожа Чэн встала и прошла в кухню. Занавеска из бусин заколыхалась. Иви забросила рюкзак за плечо.
– Наверное, он меня ненавидел, – внезапно сказал господин Чэн.
– Кто? – Иви, изумленная, посмотрела в сторону кухни. На мгновение ей показалось, что он говорит о своей жене – «он» и «она» звучат по-китайски одинаково.
– А-Лян. – Господин Чэн имел в виду Уэйна, которого назвал китайским именем. Он понизил голос. Иви не знала, что отвечать.
– Мы все были потрясены смертью его брата. – Иви проследила за взглядом господина Чэна до фотографий смеющегося мальчика. Там был только младший брат – ни одного снимка Уэйна. Последний жил в собственном доме как призрак. Хотел быть частью семьи, но его изгоняли. – Мы кормили и одевали его, но никогда по-настоящему не заботились.
Что это было – угрызения совести? Беспомощность?
– Мы с матерью так этого и не пережили. Таковы уж родители… Мы были раздавлены.