Сомнения грызли Орлову. Она не раз встречала в жизни пары, связанные историями вроде тех, что случилась между Мари-Элен и де Ментоном, когда влюблённая женщина отдавалась своему избраннику, ожидая, что тот со временем оценит её преданность. Ни разу на памяти Агаты Андреевны никто из мужчин такого не оценил, и конец у подобных отношений всегда был один: женщина «прозревала», и бывший кумир становился её злейшим врагом. Бывало, эта ненависть передавалась по наследству детям из враждующих кланов. Любовь жила годы, а ненависть – десятилетия. В каком из периодов находились сейчас отношения двух её подозреваемых? Если они уже перешли во второй, то каждый из любовников станет тянуть одеяло на себя.
Маленькая фигурка вывалилась из калитки соседнего дома. Ги огляделся по сторонам и побежал в сторону площади. Орлова дождалась, чтобы паренёк ушёл подальше, и хлопнула калиткой. Стук эхом отозвался в глубине улицы, но… ничего не произошло. Штерн не спешил возвращаться. Орлова хлопнула ещё раз, а потом ещё – для верности. Громкий скрежет металла мог разбудить и мёртвого, но поверенного всё не было. Он возник из полутьмы сумерек, только когда фрейлина уже потеряла всякое терпение.
– Да что же вы так долго?! – возмутилась Орлова.
– Повезло, – отозвался поверенный, – окна были открыты, а при выяснении отношений влюблённые голубки припомнили друг другу все былые грехи и всю родню до седьмого колена.
– Я думала вы пойдёте за посыльным…
– Нет нужды идти за ним: письмо тот доставил, а ответа ему никто не передавал. Более того, Мари-Элен собирается куда-то ехать. Она велела заложить коляску.
– Так моё письмо у неё?
Штерн на мгновение задумался и предложил:
– Давайте исходить из того, что я услышал. Посыльный ждал в вестибюле, там тоже было открыто окно, и запах рыбы подсказал мне, где находится мальчик. Потом к нему вышел дворецкий или лакей (по крайней мере, голос был мужской) и сообщил, что ответа не будет. Я двинулся дальше вдоль окон и попал как раз на ссору любовников. Мари-Элен кричала де Ментону, что тот – никчёмный отец, рискующий жизнью собственного ребёнка, а тот возражал, что нечего было сердить де Вилардена и нужно просто выполнить требования шантажиста, тогда мальчик вернётся.
– Получается, что вы не знаете, кто из этих двоих прочёл моё письмо?
– Я даже не знаю, было ли письмо вашим, – признался Штерн.
– Ну, что ж, получается, мы не узнали ничего нового. Возможно, что мальчик и его мать просто доставляют записки, даже не зная ни отправителей, ни адресатов, – заметила Орлова и уточнила: – Вы говорили, что любовники упоминали в разговоре родственников…
– Де Ментон проклинал жадность и мерзкий характер покойной Франсуазы, а Мари-Элен обвинила мать виконта в том, что та из мести донесла революционным властям на собственного мужа и старших сыновей. Де Ментон с гневом отверг эти обвинения. Тот считает, что его сводных братьев со стороны матери выдала как раз Франсуаза, купившая этот дом и мстившая соседям-аристократам за пренебрежение.
Стук колёс отвлёк собеседников. К крыльцу дома де Гренвилей подкатила коляска, запряжённая вороной парой. Кучер на ходу застегивал ливрею, а его свекольного цвета щёки, пылавшие даже в сумерках, явно намекали на то, что беднягу оторвали от приятного ужина в компании с бутылкой, и на поездку сегодня он уже не рассчитывал. Увидев экипаж, Щтерн засобирался:
– Мне нужно бежать. Прощайте, сударыня! Стоянка фиакров – в квартале отсюда. Я перехвачу коляску Мари-Элен и прослежу за ней. Попрощайтесь за меня с Генриеттой, я вернусь сюда завтра утром.
– Удачи, – только и успела сказать Орлова, её собеседник зашагал вдоль улицы и исчез за углом.
К счастью, Мари-Элен изрядно задержалась. К тому времени, когда она появилась на крыльце, Штерн, по расчётам фрейлины, должен был уже добраться до стоянки фиакров. Траурный наряд графини де Гренвиль сливался с вечерней мглой. Вороные кони почти растворились во тьме. Оставалось надеяться, что Штерн сможет ориентироваться по стуку копыт.
«Это если скакать по брусчатке или мощёной дороге! А если по грунтовке?» – забеспокоилась Орлова, но тут же сказала себе, что думать об этом не стоит. Что толку переживать, коли сама ни в чём не можешь помочь? Оставалось дождаться отъезда экипажа и возвращаться в сторожку. Кучер графини тронул лошадей, коляска выкатила за ворота. Выбежавший из-за угла лакей кинулся их закрывать, но властный окрик остановил его. Из глубины двора к воротам подскакал всадник на рослом белом коне и крикнул:
– Только прикрой, замок не вешай!
Конь, несущий седока в длинном чёрном плаще, пошёл галопом и через мгновение скрылся за тем же поворотом, что и коляска. Орлова не видела лица всадника, но его голос!.. Эти капризные интонации было невозможно не узнать. Де Ментон! Любовник отправился вслед за Мари-Элен. Зачем? Сопровождать, охранять или следить?
«Виконт предложил матери похищенного мальчика принять условия шантажиста. Так что же изменилось? Передумал или совесть замучила?» – размышляла Агата Андреевна.