Ароматы кофе

Дорогой Гектор,

Прямо не знаю, как ответить на твое последнее письмо. Конечно, это замечательно, что ты подумываешь покончить со странствиями, и я польщена тем, что ты после долгого времени все еще вспоминаешь меня, но должна сказать тебе, что после такой долгой разлуки я едва ли могу рассматривать тебя в качестве возможного супруга. Право же, как это ни резко прозвучит, но то, каким образом произошла наша размолвка и то настроение, в котором ты пребывал в то время, доставили мне немалые страдания. И если я после этого старалась перестать думать о тебе с той любовью, которую до того испытывала, то это главным образом потому, что ты сам побудил меня к этому. Однако не в моих силах препятствовать твоему возвращению в Англию и, несомненно, отец захочет пригласить тебя в наш дом, поэтому попытаемся хотя бы остаться друзьями…

Письмо было датировано 7-м февраля. За восемь недель до того, как она начала работать вместе со мной над Определителем. Столько обиды и горечи, и я об этом даже не подозревал.

В ту ночь в деревне начали бить барабаны. Когда мы собрались на следующее утро хоронить Гектора, я обнаружил, что глаза и яйца на трупе были вырезаны, в промежности и на лице остались большие бескровные раны.

— Это для ю-ю, — мрачно произнес Джимо. — Тело белого — чуда многа.

Он изобразил поедание.

Шатаясь, я отошел в сторонку, меня рвало. Сухие спазмы вместо жидкого выброса вызвали лишь острые боли в желудке. Пришлось изменить решение о погребении; заставил их развести в яме костер. Я смотрел, как плоть Гектора, съеживаясь, горит, шипя, как обугливающееся жаркое. Жир капал в огонь, отчего тот, потрескивая, зеленел. Мне показалось, что кое-кто из местных наблюдал происходящее с легкой досадой, как бы сетуя, что пропадает столько добра.

После всего этого я впал в какое-то полное ужаса оцепенение. Помимо хлородина в ход пошли и иные медикаменты, а также виски из неприкосновенного запаса. Я даже попробовал кхатДжимо. У него был горький, даже едковатый вкус, что-то сходное с жеванием листьев лайма. Сначала мне показалось, что ничего не происходит, но мало-помалу начало приходить ощущение внутренней дрожи, как будто в теле мне стало слишком тесно, и я газообразно испаряюсь из каждой его клетки. Я поддерживал в себе это газообразное ощущение еще примерно с неделю, поджевывая зелье каждый раз, лишь только ощущение стихало, после чего, как правило, засыпал, и просыпался с чудовищной головной болью.

И тут я осознал, что где-то посреди этого сумеречного наркотического оцепенения ко мне пришло решение.

Дорогая Эмили,

Увы, я должен сообщить Вам весьма трагические новости. Бедного Гектора не стало. На него напал леопард, и хотя я предпринял все возможное, чтобы его спасти, за ночь раны его нагноились.

Он пожелал быть сожженным, что я и исполнил сразу после его кончины. Разбирая его вещи, я обнаружил там Ваши письма. Я прочел их — возможно, этого делать не стоило, но так вышло. Думаю, не удивлю Вас, если сообщу, что по прочтении этих писем не имею намерения жениться на Вас. Однако хочу довести до Вашего сведения то, что как раз собирался сделать до того, как познакомился с этими письмами. А именно: я полюбил другую женщину.

Желаю Вам всяческого счастья в Вашей будущей жизни.

Ваш — хотел было написать «преданный Вам», но, пожалуй, если быть точным, следует написать «искренне Ваш» —

Роберт Уоллис.

Итак, теперь я был свободен.