Соль приостановила очередь и безразлично щелкнула пальцами, наглеца тут же скрутило от боли, он схватился за бок и, часто дыша, опустился на землю.
— Еще? — оборванец вскрикнул, разрывая тряпье, но когда он обнажил кожу, там не было никаких ран.
— Смертельное действие контракта тоже продемонстрировать, для наглядности? Или остановимся на этом?
— Я понял, я все понял, хватит!
— Молодец, с третьего раза всего дошло. — Сольвейн, моментально забыв о проблемном оборванце, продолжила свое дело, по крайней мере, так это выглядело со стороны. Под обликом лжеца дело обстояло немного иначе, шипя через зубы от боли, волшебница выдернула из своего бока лезвие кинжала. Зеркало боли решило проблему подтверждения всемогущества проклятой, но Сколотова уже немного беспокоило то, с какой легкостью ему даются подобные решения. Имея богатейший опыт разнообразных ранений и самоистязаний, он без раздумий готов втыкать в себя колюще-режущие предметы по необходимости, при том, что болевые ощущения ничуть не притупились, болевой порог не возрос, просто терпеть боль вошло в привычку. Такими темпами как бы до мазохизма не докатиться, что еще полбеды, намного страшнее, если в критический момент сознание недооценит опасность очередной травмы, в бою каждый удар может оказаться фатальным, даже если это всего лишь неглубокая царапина. Широкий выбор глупых способов подохнуть, начиная от хитрого яда и заканчивая банальной потерей крови, всегда к услугам зазевавшегося попаданца. Хорошо хоть прошлой группе отбросов трюка с фантомом хватило, все-таки когда Сколотов учил каст зеркала, ему даже в голову не могло прийти, что самой частой целью для него станет он сам.
Сборы оборванцев с улиц заняли полдня, это все время, которое их компания согласилась потратить на это занятие. Кайл под конец уже в открытую высказывался против этого плана, который Сольвейн осуществляла с упорством, достойным лучшего применения. Для охотника эти недолюди были всего-навсего дармовой рабочей силой и затычкой против искаженных, так он и воспринимал всю эту движуху, но проклятой двигали совсем другие соображения, понять которые смог только Коротар.
— Ты же понимаешь, что как от бойцов, толку от них будет немного, — спросил старик, подойдя к обозревающей строительную площадку со второго этажа Соль.
— Понимаю.
— Ясно… — Коротар задумчиво почесал подбородок. — Я так и думал, но мы собрали совсем небольшую часть оборванцев города.
— Я не надеюсь спасти всех, по-хорошему, даже не рассчитываю спасти этих.
— В чем тогда смысл?
— Знаешь, Коротар, смысл в моем собственном убеждении. Не каждый готов драться за свою жизнь, для многих заползти в темную щель и ждать смерти намного проще, чем встретить ее лицом к лицу с оружием в руках, но раз уж у человека нашлись на это силы, у него должен быть хотя бы шанс. Такое мое понятие мировой справедливости, было бы у нас поболее места, приняла бы всех.
— Ты, наверно, первая кто озаботился их судьбой за все время.
Соль пожала плечами:
— Это не благотворительность. Этим людям нечего терять, они живут, как загнанные в угол звери, а как известно, когда отступать некуда, даже самая трусливая крыса может вцепиться в морду убийце. Я ожидаю, что бездомные не будут бесполезны.
— Твое решение, посмотрим, что выйдет, — Коротар развернулся и, уже собираясь уйти, бросил через плечо: — Если все будет так, как ты сказала, я буду чувствовать себя последней сволочью, одно дело, когда там за стенами, в грязи, копошится бесполезный человеческий мусор, такой образ мыслей успокаивает совесть, совсем другое дело… Волих хотел все изменить, а мы… — старик замолчал и, глубоко вздохнув, спустился по лестнице.
Сколотов понимал, что хотел сказать ветеран, но ничуть ему не сочувствовал, муки совести — это самый минимум того, что причиталось всем кланам в городе за то, какое общество они создали. Тяжелая жизнь при дефиците ресурсов, наверно, должна была их оправдывать, но Олега экономика жизни в Амиладее волновала мало, он просто знал, что в любом случае есть возможность поступить по-человечески и по-скотски, и вариант, выбранный кланами, не делал им чести.