Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф

Утром он со своим маленьким сыном Малышом (так его зовут) сажает сухое дерево и рассказывает мальчику притчу о человеке, монахе, который ежедневно в одно и то же время проделывал одно и то же действие: поливал сухое дерево. В конце концов дерево зацвело. Как и в сюжете «Поклонения», и в сакральной идее «дня рождения», – в притче о монахе соединены начало и конец. Мы, зрители, понимаем, что речь идет о завещании сыну, о наказе. Мальчик Малыш отмечен особыми для языка Тарковского чертами. Он молчит, хотя есть и внешняя причина – операция на гланды. На шее Малыша повязан бинтик – адрес в сторону Сталкера. В лесу, где Александр, гуляя, разговаривает с Малышом, он случайно толкает мальчика, и у него из носа идет кровь. Снова аналогия со Сталкером. В финале фильма, как бы лишенный всего после пожара дома, Малыш поливает водой дерево, потом ложится, смотрит на небо, на крону зацветающего дерева. «Жертвоприношение» – единственный фильм с явно светлым гармоничным финалом.

Для режиссера Тарковского очень важно то, что он обращается не столько ко всем, сколько к каждому. «Жертвоприношение» – открытый текст. Каждый свободно познает текст фильма на своем уровне, согласно собственному опыту. Смысл фильма понятен. В основе обновления лежит жертва, но не ритуальная и не массовая во имя назначенного светлого будущего, а иная, обращенная на себя самого. Прежде чем изменять мир, попробуй изменить себя самого. А для этого необходимо соединить части распадающегося сознания воедино. Дом, сожженный Александром, – это художественная максима. Тарковский очень любил средневековые рассказы о самураях, которые за одну жизнь проживали несколько жизней. Служат они при дворе феодала, добиваются успеха, уважения и почестей. На вершине достижений, отказавшись от всего, уходят и начинают жизнь иную, с нулевой отметки. Он рассказывал эти притчи часто в разное время. Александр, перед тем как поджечь свой дом, облекся в халат самурая со знаком «инь-ян» на спине и сложил из мебели ритуальный костер. День рождения – нулевая отметка. «Акт сознания – поступок раз и навсегда», сказано М. Мамардашвили.

Все, что происходило с Александром в трансовом состоянии, было «из жизни – ни той, и ни – той» (А. Ахматова). Все его поведение, безумное с точки зрения логики, поступки можно было бы принять и за видения сна, если бы не хромота. В хромоте скрыт намек на Иакова-богоборца, на некую библейскую отметину «жизни сначала». Это другая сторона смысла дня рождения. Речь уже идет не о твоей новой жизни через жертву и освобождение, но о спасении мира. О создании через разрушение. Идея эта давняя. В «Разговорах с Гете» Эккермана Гете неоднократно возвращается к одной и той же мысли:

Человек должен быть снова разрушен! Каждый выдающийся человек призван выполнить известную миссию. Раз он ее выполнил, то в этом виде он на земле уже больше не нужен, и провидение предназначает его для чего-нибудь другого…

…Я вижу наступление времени, когда человечество не будет уже более радовать Творца, и он должен будет снова все разрушить, чтобы обновить творение.

Каждый смотрит кино по-своему. Лично я люблю «Зеркало» и «Ностальгию». Но «Жертвоприношение» произвело совершенно особое впечатление. Предстал образ художника, достигшего абсолютной внутренней свободы. На острове он сжигает свой дом. Если еще знать, что значит «дом» для Андрея Арсеньевича. Это действительно самое главное во всех отношениях понятие. Показалось, что он знал все о себе уже тогда, когда приступал к работе.

В документальной ленте, снятой Донателло Боливо в Италии во время съемок «Ностальгии», Андрей говорит точно те же слова, которые Александр говорит Малышу под деревом в лесу: «Да не бойся, не бойся, Малыш. Нет никакой смерти. Есть, правда, страх смерти, и очень он мерзкий, страх этот, и очень многих заставляет частенько делать то, чего люди не должны были делать. Как бы все изменилось, перестань мы бояться смерти». Сожженный Александром дом – упражнение в смерти философа. И опять сны, сны. Андрей пишет, что во сне он видит родину, туман, церковь. Он видит свое кровоточащее легкое. Он видит игру в карты с Васей Шукшиным, который говорит по окончании игры, что пора, мол, рассчитываться.

Он узнал о болезни во время съемок, но интуитивно чувствовал давно. Документальные ленты периода «Жертвоприношения» запечатлели редкую возможность видеть веселого, смеющегося Андрея. Он дурачится, прыгает через скакалку, кокетничает. В это время у него роман, он влюблен. Уже после смерти у него родился сын Александр. Но фон счастливых событий – все же тоска и отчаяние.