Артамошка Лузин

Долго визжал, прыгал и кружился шаман, в исступлении упал, с трудом поднялся на ноги и знаком попросил развести костер. В пылающий костер он бросил убитую собаку и закружился вокруг костра. Остановился, закатил мутные глаза под лоб, оторвал от своего пояса пушистый хвост лисицы и бросил его в костер. Чапчагир и его сыновья принесли из чума по шкуре чернобурой лисицы и тоже бросили их в костер. Пламя вмиг сожрало добычу.

Шаман выл и кружился. Едкий дым стлался низко по земле, разъедая глаза. Шаман упал и забормотал. Чапчагир и его сыновья старались не пропустить ни одного слова шамана.

Стрела человека.

Хо-о-хо-хои...

Стрелу ловите,

Человека ловите.

Хо-о-хо-хой...

Война... война!

Пейте кровь.

Хо-о-хо-хой...

Шаман умолк и заснул. Чапчагир закрыл его желтое лицо ветками пихты.

- Калтача, принеси стрелу - та стрела человека.

Калтача принес стрелу-войну. Чапчагир взял ее в руки:

- Надо хозяина искать. Чапчагир хочет знать, с кем война.

Лишь на другой день люди Чапчагира отыскали в тайге Чалыка. Чапчагир встретил его в своем чуме. Он долго вертел лук храброго Саранчо. И гость и хозяин молчали. Чалык озабоченно и виновато посмотрел на Чапчагира:

- Я должник твоей сайбы. Чем отдавать долг буду?

Чапчагир ответил:

- Эвенк отдает то, что брал.

- Взятого отдать не могу, - опустил глаза Чалык: - чума своего не имею.

- Сайба моя может обождать, - с достоинством ответил Чапчагир и, раскуривая трубку, выпустил серое облако дыма.

Чалык оживился, глаза его забегали, блеснули радостью. Чапчагир заметил это:

- Почему горят глаза у тебя, как у рыси, а молчишь ты, как рыба?

Чалык сделал знак рукой:

- Война!

- С кем?

- С лючами!

- Смерть лючам! - вскочили сыновья Чапчагира, потрясая в воздухе ножами.

Чапчагир сдвинул узкие брови, сощурил глаза и, задыхаясь от злобы, грозно замахал кулаками:

- Лючи большого деревянного чума сделали меня, старого Чапчагира, мальчишкой. Они обманули старого Чапчагира, эвенков побили, пограбили, землю отобрали... Зверь - и тот из лесов наших сбежал, птица улетела... Умирают эвенки...

Вокруг чума Чапчагира собрались эвенки. Чапчагир за руку вывел Чалыка к эвенкам:

- Стрела твоя легкой птицей облетела наши стойбища. Говори эвенкам правду.

Чапчагир протянул Чалыку лук Саранчо, который он до этого не выпускал из своих рук. Чапчагир с сыновьями и Чалык шли впереди, а за ними большой толпой двигались вооруженные эвенки. Шли к старому священному месту: только там могло решиться большое дело. Пройдя перелесок, вышли на широкую поляну. Трава на этой поляне была начисто вытоптана, вокруг белели груды обмытых дождями, изглоданных ветром костей, черепов птиц и зверей. Валялись высохшие оленьи головы с раскидистыми рогами, шкуры зверей, исклеванные воронами. В конце поляны стояла огромная сосна, сплошь унизанная ремешками, шкурками зверей, хвостами белок, лисиц, волков, перьями птиц, костями животных и людей. На середине поляны стоял высокий шест, с вершины которого смотрел на землю глазами-дырами широкоротый деревянный божок.

Шаман ударил в бубен. Собаки жалобно заскулили и поджали хвосты. Чапчагир поднял вверх пику, на конце которой развевался хвост волка:

- Эвенки, война!

- Кто идет на эвенков? - спросил старый охотник Латогир.

- Эвенки идут войной, - с гордостью ответил Чапчагир, храбро потрясая пикой.

- На кого эвенки идут войной? - вновь раздался голос Латогира.

- На лючей! - с еще большей гордостью ответил Чапчагир.

- А кто этот молодой эвенк, какого он рода? - указал Латогир пикой на Чалыка.

- Этот эвенк из рода Лебедь-Панаки.

- Изменник! Он продался лючам! Убейте его - он обманщик!

- В его руках лук храброго Саранчо! - грозно блеснул глазами Чапчагир.

- Он пришел в наше стойбище с краснобородым лючей. Лючу мы связали веревками, бросили в яму.

Чалык рванулся вперед:

- Эвенки! Вот лук Саранчо, он передал его мне умирая! Злые лючи замучили его. Я убежал от них. Я клянусь солнцем, луной и звездами: все стрелы моего колчана я воткну в сердца злых лючей!

- Изменник!

- Смерть ему!

- Он продался лючам! Они его прислали за нашей смертью!

Чалык выпрямился, выхватил из колчана родовую материнскую стрелу, самую дорогую - ту, которую обычно вкладывает в колчан мать, омывая ее своей слезой. Он приложил ее к глазам, потом переломил о свою голову:

- Эвенки! Я - один, вас - море. Убейте меня, если я изменник!

Толпа остановилась.

- Я пришел от других лючей. Те лючи добрые, те лючи за эвенков. Они идут войной против страшного деревянного чума, который пожирает вашу добычу!

- Чум тот огорожен крепкой стеной, его нам не взять! - крикнул кто-то из толпы.

Вновь заговорил старый охотник Латогир:

- Из черных дыр того чума вылетает страшный огонь и гром. Ты хочешь нашей смерти, изменник!

Чапчагир поднял пику:

- Война!

- А кто ответит за нашу смерть? - дерзко бросился на вожака Латогир.

- Я! - гневно ответил Чапчагир.

- Эвенки уйдут на войну, кто будет кормить их жен и детей? - не унимался Латогир.

- Я! - опять ответил Чапчагир и шагнул вперед.

Глаза его налились кровью, сухие губы тряслись, дергалась седая бровь. Чапчагир вскинул копье и пронзил им труса и крикуна Латогира.