Артамошка Лузин

- От старца-отшельника, от праведного Симеона.

- Говори.

- Молитвы старца и его помощников до бога дошли...

- Дошли?

- Дошли, - повторил гонец.

- Как же это сказалось? - засуетился поп.

Гонец провел высохшей рукой по лицу, закашлялся. Поп переждал. Гонец заговорил тихо:

- Поведал нам старец, что беседовал он с самой матерью божьей, и она ответила ему: "Пришло время, души ваши сподобились рая, оставляйте грешницу-землю торопясь". Теперь все, однако, умерли, а только я... - И гонец зажал голову руками.

Оба помолчали. Гонец вздохнул:

- Умирая, старец Симеон просил исполнить последний земной его завет. Дозволь исполнить.

- Говори, - заторопил поп.

- Осквернили наш стан и старца повергли в стыд разбойники, грабежники, царские ослушники...

- Какие?

- Рыщут, как звери, по лесам, по рекам и по всей земле грешной и не находят на ней пристанища и покоя от грехов своих.

- Кто же те грабежники?

Гонец долго морщил ободранный лоб и, вспомнив, ответил:

- Филимошка Лузин с сыном и черных кровей парень, тунгус - имя запамятовал.

- Дело толковое говоришь. Велю крикнуть самого воеводу, - сказал поп.

- Не надо, - гонец вяло махнул рукой, - говорю только тебе, ослушником старца не бывал.

- Велика ли рать грабежников? И куда их путь?

- Рать не велика, но злобна, разбойна.

- Ой, - вскочил поп, - страшны?

- Страшности превеликой! Сам видел. Путь держат на Иркутск. Именем государя клянутся!

- Государя?! - закрестился поп. - Надо немедля сказать воеводе!

Поп быстро скрылся за дверью. Гонец широко взмахнул руками и повалился на узорчатый ковер.

Вскоре вернулся поп и увидел, что посланец мертв.

Воевода щипал кудлатую бороду, шагал по избе. "Вести принес казачий доглядчик тяжелые. Монголы, отступив, множат силы и вновь пойдут приступом на городок и снесут городок Иркутский начисто".

Он позвал попа, старшину да приказчика. Не успел воевода и рта раскрыть, вбежал растрепанный казачий доглядчик:

- Батюшка воевода, на Ангаре струги!

- Где? - вскочил воевода.

- В полчаса ходу вниз по Ангаре.

Воевода скосил хитрые глаза:

- Поп, бери иконы. Старшина, сзывай почетных людей. Пусть идут с хлебом и солью.

- К грабежникам с почетом? Тому не быть! - рассердился поп.

- Не твоему уму судить. Я воевода, государев слуга, знаю, что творю!

Поп замолчал.

Почетная лодка отплыла. Филимон Лузин и Никита Седой приняли дары и почет.

Ватажники недоверчиво поглядывали по сторонам, но когда казачий старшина приказал выгрузить из лодки огненные запасы - порох и свинец - и выдать каждому ватажнику по чарке воеводского вина, все обрадовались, повеселели. Старшина передал воеводские слова. Воевода требовал скорым ходом ударить по монголам с северной стороны. Отсюда они не ожидают нападения и в страхе будут повергнуты в бегство.

Через лазутчиков и доглядчиков Эрдени-Нойон узнала о прибытии рати Филимона. Лазутчикам показалось, что приплыло несметное количество воинов. Среди монголов началась паника. Эрдени-Нойон решила не принимать неравного боя, спешно отступить. Это заметили воеводские казаки, бросились в погоню. Они без труда разгромили монголов.

Пашка Селиванов ринулся с казаками в погоню за Эрдени-Нойон. Ее защищали десять телохранителей-монголов. Казаки во что бы то ни стало пытались схватить Эрдени-Нойон живой. Она неслась на белом коне, по бокам едва поспевали два телохранителя. Казаки повернули коней, ударили наперерез, чтобы окружить беглецов. Эрдени-Нойон оглянулась, круто осадила коня. Конь порывисто дышал, выбрасывая из ноздрей пар, и бил копытом.

Близко слышались казачьи голоса:

- Лови!

- Аркань петлей!

Эрдени-Нойон быстро выхватила из-за пазухи своего синего шелкового халата белый платок, бросила его под ноги. Телохранитель мгновенно пронзил Эрдени-Нойон своим копьем и сам бросился под копыта разъяренных казачьих лошадей. Казачий старшина злобно ругался:

- Бабу и ту не могли пленить! Эх!..

Он взмахнул плетью и резанул по лицу первого попавшегося под руку казака. Тот зажал окровавленное лицо рукой, склонился к гриве коня.

Только сейчас к месту боя подошел Филимонов пеший отряд. Казачий старшина подлетел к Филимону на взмыленном коне:

- Вор! Я монголов повоевал! Твоя рваная рать в кустах хоронилась! Трусы!

Побелел Филимон от обиды и злобы, задрожали скулы, выхватил саблю и, подступив к казачьему старшине, грозно спросил:

- Я - вор?

- Вор! Грабежник! - крикнул старшина.

- От самого воеводы почетные люди встречали нас хлебом и солью! То как?

- Воевода - государев слуга, воров не милует! - захохотал старшина.

Ватажники рассыпались по кустам, вскинули пищали, пики, сабли:

- Бей воеводских!

- Гони!

- Измена!

Старшина крутился на разъяренном коне, ругался:

- Грабежники! На царских казаков руку поднимать! Тому не быть!

- Из лесов темных плыли, чтоб монголов повоевать. И мы русских кровей! - То был голос Никиты Седого.

Казаки заглушили его слова:

- Вы воровских кровей!

- Царские ослушники!

- Измена! - бросился Филимон к Никите Седому.

- Воевода хитер. Думка его прямая - изловить нас, - ответил тот. Спасайся, атаман!