Артефакт

– Но мы говорили о мифах… Мифы несут в себе информацию различного уровня доступности, – неторопливо продолжил Каргопольский. – Легче всего мы воспринимаем эстетическую составляющую, ведь эстетические переживания доступны любому человеку, хотя бы просто на уровне «нравится – не нравится»… Довольно часто мы обнаруживаем в мифах и этическую сторону – обычно в том случае, если наша собственная этическая платформа более-менее соответствует содержанию мифа. Но это лишь верхушка айсберга…

– А что под ней? – вежливо поинтересовался я, поскольку Игорь Моисеевич театрально прервал свой монолог, явно ожидая реплики с моей стороны, и мне пришлось ему подыграть.

– А вот тут и начинается мистика, – удовлетворенно вздохнул он. – Дело в том, что и этика, и эстетика рациональны лишь до какого-то предела. Именно поэтому мы не способны понимать красоту рассудком, хотя и не прекращаем попыток «конструировать» ее, опираясь на рациональное постижение. На самом деле красота – это лишь поверхность – неотъемлемый элемент чего-то гораздо большего. И это касается не только искусства. Вы никогда не слышали такого выражения – «если теория не красива, то она не верна»?

– Да, конечно… Правда, еще я слышал, что красивые теории, как и красивые женщины, часто бывают неверными.

– Это эхо, – поморщился Игорь Моисеевич. – Но и у него есть право на существование.

– Да, но… мы ведь говорили о мистике.

– А это, по-вашему, не мистика?

Я пожал плечами.

– Вы знаете что-то, чего не знаю я, но из-за предрассудков не можете говорить откровенно, – констатировал он.

– Но я… я бы мог рассказать, просто…

– Не надо, – без намека на позу отмахнулся Игорь Моисеевич. – Так вы будете чай или нет? – ультимативно вопросил он.

– Буду, – смиренно согласился я.

Старик включил небольшой электрический чайник и полез в буфет за чашками.

– Я же не утверждал, что готов вам поверить, – заметил он при этом. – До тех пор, пока вы не найдете верные слова, вам никто не будет верить, а вы их еще явно не нашли.

– Почему вы так думаете?

– Опыт, – пожал он плечами. – Я примерно понимаю, что происходит. Вы столкнулись с каким-то необычным явлением, вероятно, впервые… Это выбило вас из колеи. Вам пришлось поверить во что-то совершенно невероятное – у вас просто не было альтернативы. Но вы прочно стоите ногами на земле, и терять эту надежную почву вам вовсе не хочется.

– Верно.

– Вы цепляетесь за здравый смысл, но он в этом случае совершенно бесполезен.

– Почему?

– Потому что здравый смысл ограничен своим полем деятельности. Там, где начинается мистика, царят совсем другие законы восприятия. Вам кажется, что я демагогию тут развожу – красоту зачем-то приплел, да?..

– Просто я не совсем понимаю, какая тут связь.

– А связь простая… Некоторые явления – такие как красота, в частности, – кажутся само собой разумеющимися и вроде бы не требуют никакого объяснения. Мы не ощущаем, что за ними стоит, и видим только форму, но совершенную форму… Это совершенство и привлекает нас. То, что создано природой, всегда совершенно, до мельчайших деталей. Человек пытается бороться с природой, даже властвовать над ней, забывая при этом, что и сам он – лишь ее создание. С какой стати мы вдруг решили, что сила, которая создала все вокруг, включая нас самих, может быть глупее, чем мы?.. Впереди нас ожидает еще много сюрпризов, учитывая, насколько умело эта сила скрывает свои цели, позволив нам ощутить мнимую самостоятельность…

– А у нее есть цели?

– А вы видели что-нибудь, созданное природой бесцельно?

Я задумался: временами у меня возникало ощущение, что природа перестаралась – по-моему, иногда не стоило так усердствовать над какой-нибудь чепухой, от которой никому нет пользы…

– Но временами то, что скрыто, все же пробивается на поверхность, и тогда мир перестает казаться плоским, – продолжил Каргопольский, очевидно, расценив мое молчание как отсутствие возражений. – Если это личное переживание, ты остаешься с ним один на один. Однако никто уже не может рациональным объяснением сбить тебя с толку. В то же время и ты не в состоянии никому объяснить, что с тобой произошло, потому что на обычном, рассудочном языке это звучит нелепо, неправдоподобно. Не удается найти правильные слова, чтобы тебе кто-то поверил – тот, кто сам подобного не пережил. Вы понимаете, о чем я?

– Еще бы… – кивнул я.

Чайник вскипел.

– Мы начали с мифов и сейчас к ним вернемся, – заверил меня старик. – Сахар у меня закончился…

Я поставил на стол пакетик с пирожными, который принес с собой и про который совершенно забыл.

– Своевременно… – отметил Игорь Моисеевич. – Так вот… что бы там с вами ни случилось, вы убедились на собственном опыте: реальность устроена иначе, чем кажется. Но главное, вы поняли, что существует информация, достоверность которой определяется только личным переживанием, и передать ее кому-то другому без потерь практически невозможно – достоверность исчезает…

– Понятно… – неуверенно вставил я.