Кое-что мне это действительно напомнило… А именно – тот самый «парадокс неудвоимости „я“», который меня так заинтриговал, когда я пытался нарыть что-нибудь в Интернете по моему «делу». Там вроде бы в точности так же исчезала достоверность копируемой информации…
– А потери или искажения возникают из-за того, что у каждого из нас имеется свой собственный фильтр восприятия, – пояснил старик. – Это защитный фильтр. Он оберегает нас от информации, которую мы пока не в состоянии усвоить, – иначе она может просто раздавить человека, свести его с ума. И такое случается…
– Что значит – пока? – осторожно уточнил я.
– А вы считаете, эволюция закончилась? – пожал плечами Каргопольский. – С чего вдруг?.. Естественный процесс развития имеет совершенно определенный алгоритм: сначала накапливается критическая масса скрытых изменений, а затем происходит очередной скачок… Но все начинается с малого. Некоторые люди оказываются способны увидеть и выдержать больше других, и у них появляется такая возможность. Число этих людей растет.
– Интересная гипотеза… – заметил я, но Игорь Моисеевич меня будто и не слышал.
– Главное – не упустить новый фокус восприятия, – наставительно заметил старик, – не поддаться на уловки привычного мышления, иначе полученное знание исчезнет, как будто его и не было. Вы сами себе перестанете верить.
«Похоже, старик Каргопольский просто-напросто методично лепит из меня сумасшедшего… – вдруг одурело подумал я. – Этак можно далеко зайти… по тропе то эволюции…»
– Вот так люди и сходят иногда с ума… – ухмыльнулся Игорь Моисеевич, глядя на меня своими чистыми голубыми глазами. – Но именно тогда они начинают видеть то, что скрыто за фасадом реальности.
Я даже вздрогнул от неожиданности. Если старик еще и читает мои мысли, то я точно умываю руки… Хватит с меня…
– Не всегда это так печально заканчивается, не переживайте, – утешил меня Игорь Моисеевич.
Утешение было слабым: по мне так то, что случилось со мной, было куда печальней, чем он мог себе вообразить.
– Вообще, мистических событий в жизни гораздо больше, чем принято думать, – продолжал старик. – Мы просто всякий раз отмахиваемся от них, предпочитая не замечать, или видеть в них стечение обстоятельств. Хотя, на мой взгляд, в этом мире вообще ничего не происходит случайно.
– Но тогда абсолютно во всем должен быть смысл…
– Совершенно верно.
– Однако происходят и вещи явно бессмысленные.
– Это только точка зрения, – заметил Игорь Моисеевич, и я и не понял – согласился он со мной или нет, но переспрашивать не стал.
– Разберемся все-таки с мифами, – бодро заключил старик, разливая чай по чашкам. – В мифах используется метафорический язык. Дело в том, что информация, которую нельзя достоверно передать обычным способом, может быть обличена в язык метафор, символов… И это приемлемый выход, хотя и не совершенный. Помните, что я говорил вам про верные слова? Это из той же оперы. Так вот… Метафоры ничего не приукрашивают, наоборот – они гораздо точнее передают суть явления, чем бытовой язык, способный обезличить все что угодно… Вы улавливаете? – обеспокоенно поинтересовался Игорь Моисеевич, очевидно, заметив мой изнуренный вид.
– Более-менее, – сказал я. – Правда, я всегда считал, что метафоры – это как раз способ возвышенно описывать обыденные вещи.
– Ну, так вы все переворачиваете с ног на голову, – возразил Каргопольский. – Нам только кажется, что метафоры звучат чересчур возвышенно, приукрашивают тусклую обыденность, но на самом деле обыденности вообще не существует. Мы просто искаженно воспринимаем реальность, фильтруем ее – лишаем красок… Я же вам говорил: все пронизано мистикой – если под мистикой понимать не какие-то ярмарочные фокусы, а более глубокие пласты действительности.
– То есть вы хотите сказать, что если со мной происходят мистические события, то мне не стоит волноваться – ничего особенного, все в порядке…
– Я хотел сказать, что иногда от мистики просто не укрыться, как бы вы ни старались натянуть одеяло на голову.
Временами мне казалось, что старик все же «гонит», выражаясь словами Кегли, – только уж очень изощренно, и я напрасно возомнил, что его не затронуло это местное поветрие. Однако я смутно чувствовал, что в его витиеватых рассуждениях есть все же нечто большее, чем просто плетение словесных кружев.
– Ну хорошо… – решительно настроился я довести наш разговор до вразумительного окончания. – Я понял: мифы – это вовсе не сказки, а серьезный источник информации о реальности… В таком случае, научная картина мира никуда не годится?
– Научная картина мира объективна.
– И чем это плохо?