Поначалу мне показалось, что это горячий солнечный луч просочился сквозь неплотно закрытые ставни, согревая камень, который во время перемещения никуда не делся и так и болтался у меня на шее, а через него распространяя тепло по груди. Но внезапно тепло обрело вес, и меня чуть толкнули, заставляя сдвинуться на и без того неширокой койке, прижаться спиной к стене. Я подчинился, и освободившийся рядом матрас тут же прогнулся под тяжестью второго тела.
Я открыл глаза. Холли смотрела на меня, не отрываясь, почти не моргая.
— Зачем? — спросил я. Она не ответила, приложила указательный палец к моим губам, заставляя замолчать, после прижалась ко мне, обнимая, и закрыла глаза.
Я лежал, словно деревянный, боясь пошевелиться, и слушал её тяжёлое дыхание, постепенно выровнявшееся, ставшее глубоким и тихим. Почти бесшумным.
«Не нравлюсь?» — вспомнился её вопрос. Холли не Марта, я и не мог их сравнивать. Марта — тёплая, солнечная, даже когда грустила или сердилась, смешная от того, как пыталась казаться серьёзной — доктор наук всё-таки в её-то возрасте, завкафедрой, и такая, от которой не хотелось отрываться. А Холли… Я не знаю её, совсем не знаю. Почему в её возрасте выглядит лет на десять старше, почему тянет на себе такое хозяйство, которое и мужчине одному в тягость, почему одна, почему… Сплошные вопросы, на которые у меня нет ответов.
И которые я точно не буду задавать, потому что не моё это дело. Я вернусь в мой мир, в мою жизнь, к моей Марте, а она останется и будет так же покрикивать на непослушную дочку — свою уменьшенную копию, разливать пиво платящим за него и…
Мысль додумать я не успел — уснул, а когда проснулся, солнце уже вовсю светило в открытое нараспашку окно, а на табурете у койки стоял кувшин с водой и лежал кусок горячего хлеба. И в комнате я был один.
Быстро приведя себя в порядок, я прошёл на кухню, где ждал завтрак. Или обед? Тот же хлеб, что лежал сейчас у меня в кармане, творог в большой чашке, обильно политый чем-то сладким, вкус чего я не распознал, нарезанное большими ломтями вяленое мясо и кувшин с молоком.
— А есть горячая вода? — спросил я, выглянув в зал.
— Умыться?
— Хотел чаю налить.
— Чаю? — Холли прекратила натирать стойку и удивлённо посмотрела на меня.
— Извини, до вас же его ещё не довезли.
— Что это?
— Это заваренные на кипятке травы.
— А, — потянула она, — шалфейная настойка. Подожди.
Я вернулся за стол, и через пару минут Холли поставила передо мной большую кружку с жидкостью, очень сильно пахнущей мёдом и… шалфеем. А что я хотел, когда услышал название? Вот только она тоже была прохладной, а хотелось чего-то горячего. Но, похоже, придётся перетерпеть.
— Тебе нужна помощь? — спросил я у Холли, которая теперь стояла рядом со мной и смотрела, как я жую мясо, запивая его настойкой.
— Нет, мне Фиби поможет.
— Тогда я пройдусь. Хочу посмотреть на ваш город. Ты не против? — я показал ей на вчерашний жилет, который одел и сегодня.
— Нет. Тебе не стоит ходить в балахоне.
Балахон! Точно! А я вспоминал, как эта накидка-мантия называется.
— Подскажи ещё, как дойти до церкви?
— К отцу Калебу? Выйдешь, поверни направо. Там до площади, и увидишь.
— Спасибо!
Встав, я, почти не осознавая, что делаю, наклонился и поцеловал Холли в щёку. Она почти не отреагировала, только пожала плечами, а после отвернулась, подошла к печи и начала что-то в ней ковырять большой кочергой. Что ж, видимо, ночью всё-таки ничего не случилось. Или случилось, но я не понимаю, что и как на это реагировать. В любом случае, пиво у неё очень уж крепкое, и пить его я больше не буду — память мне нужна.
Я бывал в старой Европе, а ещё изучал историю и поэтому представлял, как должен выглядеть этот городок, но всё равно то, что видел, было неожиданно и неприятно. Нет, в моём веке по всему миру тоже хватает грязных улиц, заваленных мусором и нечистотами, но они всё это, как правило, ожидаемо с учётом уровня развития государства и народа. Здесь же… Мне приходилось идти, не разглядывая здания и людей, а смотря под ноги, чтобы не наступить на что-то, что потом будет невозможно отмыть, и придётся либо вонять вместе с сапогами, либо выбрасывать их и тратить деньги на новые.
Кстати о деньгах. Что там, в горном Китае, что сейчас, как я предполагаю, в западной Англии, их у меня не было. И если в лесу платить ни за что не требовалось, то в городе почти всегда есть необходимость в приобретении каких-то вещей. Или информации. Первые вполне можно получить в порядке обмена, а вот со второй такое обычно не проходит. И как быть?
А информация мне сейчас была ох как нужна. Если я правильно понял, Ху меня сюда отправил, чтобы я решил проблему с той кликой, которая поселилась в аббатстве. И в первую очередь — с аббатом Этельвердом. Справедливый — он так себя называет. Вроде как, только он честно и без каких-либо грешных мыслей чинит суд над людьми божьими в этом месте. Послушал я вчера отца Калеба и других, кто сидел с нами за одним столом.