Артем Гармаш

Еще бы! В плохом настроении — Орися по себе знает — и работа из рук валится. Даже почувствовала некоторую ревность к покойнице Насте. Хотя, правда, пристыдив себя, постаралась подавить это горькое чувство. И тогда прониклась искренней жалостью к несчастной девушке и возмущением против виновников — родителей. Не гнались бы за богатством, отдали бы за Грицька — жива была бы дочка. Сейчас дождалась бы с войны… «А как бы я тогда?!» — ужаснулась Орися от одной этой мысли. И еще сильнее захотелось как можно скорее увидеться с Грицьком. И уж корила себя за то, что так строго запретила Артему говорить что-либо о ней при встрече с ним. Разве это унизительно?! А если бы знал, как скучает по нем, может, скорее пережил бы все то тяжелое и скорее — возможно, даже сегодня — пришел бы. Впрочем, была надежда, что Артем умнее ее и знает сам, как повести себя при встрече с Грицьком. Но Кирилко своим рассказом и эту надежду отнял у нее. Если не выходит из дому, то как же встретятся? Сам Артем не пойдет к Саранчукам, в этом Орися была уверена. И вот после обеда, вернувшись из леса, Остап с дядей Мусием принесли в хату новую весть. Весть о стычке во дворе Дудки, где Грицько с Остюком обезоружили «вольных казаков». А ведь как раз на Новоселовку, к Невкипелому, и пошел Артем. Теперь уж наверняка встретятся. Даже появилась надежда: если собрание батраков не затянется, так, может, вместе с Грицьком и придут?!

Но Артем пришел один, поздно ночью, когда уж спать ложились. Был заметно уставший. Однако, когда Остап спросил, что же было в имении, стал весело рассказывать о своей встрече с Погореловым, о собрании батраков.

Орися, занятая своими мыслями, и не слышала толком, что он рассказывал. Не могло быть, думала она, чтобы он за целый день не встретился с Грицьком. А если виделся, то разве могло быть, чтобы Грицько ничего ей не передал? Так почему же Артем ничего не говорит? (Ведь знает, что ей невтерпеж!) Будто нельзя было с рассказом о собрании немного подождать! Возмущенная, подошла она к своей постели на лавке и сердито приказала хлопцам отвернуться. Разделась и легла лицом к стене. Ну и пускай себе разговаривают, хоть до утра! Если такие бездушные! Если им безразлично, что она в тревоге всю ночь глаз не сомкнет. Да и мама хороша! Разве нельзя было остановить Артема и прямо спросить про Грицька? Так нет, ее, видите ли, тоже интересует собрание в экономии. Ну и пусть! Она и сама как-нибудь справится… Только уж, если бы и захотел Артем, она так сердита на него, что не станет слушать, притворится, что спит. И все же невольно прислушивалась к разговору, с нетерпением ожидая, когда он закончит свой рассказ.

Наконец мать остановила Артема. Поздно уже. Стала стелить ему постель на другой лавке и вдруг спросила про Грицька — не виделся ли случаем с ним? Виделся. Девушка затаила дыханье, ожидая, что скажет дальше. Но Артем одним только словом и ограничился. Снова заговорил с Остапом, теперь уже о какой-то облаве назавтра. «А если бы не думал, что сплю, сказал бы еще что-нибудь!» — подумала Орися и невольно тяжело вздохнула.

— О, ты еще не спишь! — удивилась мать.

Только тогда Артем бросил окурок (курил возле шестка), подошел к ней и сказал виноватым тоном, хорошо понимая ее настроение:

— А я заговорился с Остапом. Поклон тебе, Орися, от Грицька.

— Спасибо! — ответила Орися, очень обрадованная, но вместе с тем и удивленная равнодушным тоном Артема, передавшего ей эту милую ее сердцу весть. — А больше ничего не передавал?

— Спрашивал, когда можно прийти.

— Спрашивал? Чудно! — сказала мать. — До сих пор всегда приходил не спрашивая. Где это он таких церемоний набрался?

— А теперь спи, Орися, — заторопился Артем, желая кончить на этом разговор. — Спи. Утро вечера мудренее!

Но Орисе было не до сна. Снова и снова вспоминала слова Артема про Грицька, про его поклон ей. И не так даже слова, как то, с каким равнодушием, как неохотно передал ей все это Артем. Почему? Ведь знал же, что для нее не было вести дороже этой! И к чему эта пословица?.. Нет, чего-то недосказал Артем. Что-то оставил на утро. Почему? Напрасно пытаясь разгадать эту загадку, промучилась до полуночи и наконец уснула неспокойным сном.

Поэтому встала сегодня такая вялая, будто нисколько не отдохнула за ночь.

Было уже позднее утро. Мать хлопотала у печи. Мотря спала. Спали еще и дети. Остап, пристроившись возле лавки, чинил Кирилковы сапоги. Артема в хате не было. Пошел в больницу на перевязку. Пошел спозаранку, потому что позже должен был куда-то уйти на целый день. Орися забеспокоилась. Мало того, что ночь, неужто ей еще целый день мучиться? И решила дивчина: вернется Артем из больницы — во что бы то ни стало допытается, узнает, что он скрывает от нее. А тем временем, помогая матери стряпать, все старалась во время разговора заставить мать заговорить о Грицьке. Но, как видно, мать знала не больше, чем она.