Артем Гармаш

Больше всего надежд Артем возлагал — и это понятно — на батраков имения. Некоторых он знал еще с той поры, когда сам работал в кузнице; некоторых, преимущественно молодежь, впервые увидел в тот вечер, когда с Тымишем Невкипелым был на собрании. И во время ужина, и после, на собрании, Артем с интересом присматривался ко всем. Да и они в своих выступлениях говорили о самом наболевшем для них (а это интересовало и Артема) — об устройстве своей жизни после того, как ветробалчане разберут имущество экономии. Куда им деваться? Кое-кто из семейных этот вопрос уже для себя решил: нарежут норму земли, год-два поживет еще в этой хатенке, а тем временем на усадьбе, выделенной сельским Советом, построит новую хату и будет помаленьку хозяйствовать. Скотинка, какая ни на есть, достанется при разделе и на его душу.

Но таких было всего три-четыре семьи. Вухналь Оверко еще колебался. Дескать, и хочется в рай, да грехи не пускают! А остальных сама мысль о единоличном хозяйстве в холодный пот бросала, как говорил полушутя Омелько Хрен, наиболее ярко выраженный представитель именно этой группы батраков. Было их человек двадцать. Среди них были и семейные, не один десяток лет проработавшие тут и еще смолоду приобретшие какую-нибудь специальность. Им собственное хозяйство казалось сейчас очень хлопотным делом. Были молодые хлопцы (немало среди них сирот), этим просто рано еще было про свое хозяйство думать. Их заботило сейчас только одно: где кусок хлеба ни заработать, лишь бы заработать. Хоть и не сладко жилось в экономии, но безработица, ожидавшая их после раздела имения, очень страшила. Поэтому рассказы Артема о том, что в некоторых помещичьих имениях батраки организовывают общие хозяйства или на первых порах вместе с крестьянами — прокатные пункты рабочего скота и инвентаря, их очень заинтересовали. Не верили только в то, что ветробалчане пойдут на это.

— Как ты думаешь, Тымиш? (Тогда, на собрании, Невкипелый был единственным представителем села.)

— Известно, не пойдут гуртом.

— Да про то, чтобы гуртом, и разговора нет. Хотя бы большинство набралось, чтоб на сходе при голосовании взять верх.

— Э, трудно будет верх брать! Дело новое, неиспробованное. Трудное дело!

Конечно, с уверенностью Невкипелый ничего сказать не мог. Уж хотя бы потому, что в селе еще не было об этом разговора. Впервые заговорил Артем. И послушать — ей-ей, ладно выходит. Неизвестно, как оно на деле получилось бы. Но попытка не пытка, как говорят, а спрос не беда. Можно бы и попробовать, если б набралось охотников. Но сами не наберутся. Нужно убедить народ. Нужно, чтобы Артем и крестьянам так же объяснил. На этом и порешили. И на собрании батраки постановили обратиться к сельскому обществу с предложением организовать в имении прокатный пункт. А тем временем, до сельской сходки, как можно шире разгласить постановление в селе, чтоб на сходе это не застало людей врасплох.

Так и было потом. После «облавы» в лесу, во время которой Терешко Рахуба рассказал о собрании батраков, к вечеру о нем знало уже все село. И загудела Ветровая Балка, как разворошенный улей.

Возможно, при других обстоятельствах ветробалчане встретили бы эту весть спокойнее, чем теперь, когда уже собрались, и как можно поскорее, покончить с имением. Чтобы помещика Погорелова ничто уж не манило сюда. Даже двор экономии оставить разве что до весны, а там — порезать людям на усадьбы, а строения снести. Чтоб и следа от барского логова не осталось!

Ясное дело, что при таких условиях предложение батраков оставить рабочий скот в экономии на их попечении крестьяне восприняли как глупую затею или просто как подвох. Они, конечно, понимали, что не легко батракам обзаводиться собственным хозяйством. А впрочем, разве они в худшем положении, чем другие крестьяне-бедняки, не имеющие ничего, кроме хаты? Есть же у них крыша над головой. Правда, иные живут по две семьи в хате. Соглашались и на то, чтобы нарезать батракам усадьбы в том же дворе экономии. Это — что касается семейных. А о молодых хлопцах и вовсе, мол, беспокоиться нечего. Сколько найдется вдов в селе, которые с радостью примут в семью парнишку-косаря! А там, смотришь, поживет год-два, подрастет, женится на дочке, а не подоспеет дочка — на самой вдове-молодке. Не пропадут! И нечего мудрить!..