Артем Гармаш

Да и своим ли умом они к этому пришли? Видно, кто-то их настраивает. Уж не сам ли, чего доброго, помещик через своего управляющего? Чтобы сберечь хоть рабочий скот, не дать поделить меж людьми. Даже и до этого кое-кто додумался. Пока Антон Теличка не «внес ясность» и в этот вопрос. Какой там помещик! Сам, дескать, был при этом деле, когда Артем Гармаш с Тымишем Невкипелым «накачивали» батраков. А перед тем изрядно подпоили за ужином. «А для чего им это понадобилось?» — «Чудной вопрос! Большевистская программа так велит. Один — партиец, другой — сочувствующий. А кто такие большевики, ежели хорошо разобраться? Рабочая партия, то есть городская. Городские интересы она и защищает. А село им…» — «Не скажи! — перебьет кто-либо из слушателей. — А кто же, как не они, с самого начала революции призывал крестьян помещичью землю делить?!» — «Было и такое, — не терялся Антон. — Да то на словах, чтобы подмазаться к крестьянству. А как коснулось дела, и раскрывается настоящая их программа. Сами подумайте: ну какая им прибыль от того, что мужики землю поделят и каждый сам себе хозяином станет? Ведь тогда уж черта с два будут иметь по десять откормленных кабанов сразу, как теперь с экономии имеют. Мужик накормит! Будут сыты! Дураков нет, чтоб задаром! Разве на эти бумажки что купишь? Нет, ты материю дай, соли, керосина! А где им взять, ежели они за восьмичасовой рабочий день?! Вот и повертывают крестьян назад, к экономии. Только что название другое да без помещика. С батраками им, слышь, легче, мороки меньше. Не то что с хозяевами. Батракам на харч по три фунта в день оставь, а остальное все из амбара подчистую выметай. А у хозяина попробуй вымети! Что он тебе запоет?!»

— Да еще у такого хозяина, как ты, Антон! — иронически заметит кто-нибудь из мужиков и, чтобы прекратить надоевшее уже пустословие, спросит: — А в самом деле, Антон, кто ты таков? Не хозяин, не батрак. И в начальство еще не выскочил, а каждый день сыт, пьян и нос в табаке!.. Ты лучше про это расскажи, поучи нас.

Вот так и переведут разговор на другое. Будь она, мол, неладна, политика эта. И так в голове от нее будто шмели гудят. Да и отдохнут час-другой — и пошутят, и посмеются, и в «фильку» сыграют. Но стоит только разойтись и остаться каждому наедине с собой, как снова нет покоя от трудных мужичьих дум, а среди них и Антоновы слова шелестят, словно куколь на запущенной ниве.

Поэтому и не удивительно, что в беседах со своими односельчанами Артем, как только разговор заходил о прокатном пункте, сразу ощущал, что между ним и его собеседниками вставала незримая стена. Так никакого проку и не было от их бесед.

И все же неудачи не останавливали Артема и не охлаждали его пыл. Стал только более сдержан: предпочитал агитировать в индивидуальном порядке. Да более рассудительным стал в своих устремлениях. Трезво смотрел на вещи. Ясное дело, не согласятся крестьяне на организацию прокатного пункта из всего рабочего скота экономии. Это уж по всему видно. Хотя бы удалось половину оставить, а то и третью часть. И то — десять пар волов. Стоила бы овчинка выделки. Но для этого нужно ни много ни мало, чтобы тридцать, а то, может, и все сорок человек согласились не разбирать рабочий скот, а оставить его в экономии. Только так и можно будет «наскрести» десять пар волов — для общего пользования. Дальнейшее будет зависеть от них самих, как поведут хозяйство. Станут ли примером для других — и те захотят присоединиться к ним, или, наоборот, доведут дело до того, что сами же и разберут эти десять пар. И получится тогда пшик. Да еще и самую идею можно опорочить. А посему если браться за это, то уж наверняка. Неподходящих людей к этому делу не привлекать.