Даже Остапа и Мусия Скоряка — а с них и начал Артем свою индивидуальную агитацию — после нескольких бесед он вынужден был оставить в стороне: не доросли еще — ни умом, ни сердцем. А жаль. Помимо всего, еще и потому жаль, что каждый из крестьян прежде всего спрашивал: «А Остап ваш — почему?» И Артем хмуро отвечал: «Потому что дурень. «В меньшей компании, говорит, хочу сначала попробовать». Вместе со Скоряками да со свояком Дмитром Мухой вчетвером на пару волов целятся. Ну и пускай. Дурень разумному не указ. «А увижу, говорит, что дело верное, тогда и я пристану к ним». — «Хоть дурень, да хитер! Пусть, значит, другой рискует?!» — «Да какой же тут риск? Что это тебе — в очко? Карту втемную берешь?! Никакого риска!» И Артем загорится и уже не отпустит, — целую лекцию прочитает! — пока доведет своего собеседника до того, что тот помнется еще немного, поскребет в затылке, да и махнет решительно рукой: «Э, была не была! Уговорил. Пиши!» И Артем с удовольствием впишет фамилию в список. А затем, сдержанно улыбнувшись, продолжает: «Только не думай, что ты уж и отбоярился». — «А чего тебе еще?» — «Теперь ты должен хотя б одного сагитировать. Есть же, поди, кто-нибудь подходящий из родичей или соседей. Только чтоб сознательный, решительный, не лодырь. Одним словом — орел, а не пугало огородное». — «Дак чего ж, — и невольно расправлялись плечи, — можно будет и поискать». — «Поищи! А ежели двоих, то еще лучше».
И вот таким образом за несколько дней набралось около двух десятков человек. И ничего удивительного. Теперь Артем сосредоточил свое внимание на наиболее сознательных, смелых из бедноты (а может, и рисковых), правильно рассудив, где именно их искать нужно: в красногвардейском отряде прежде всего. С них он и начал, имея в лице командира отряда Тымиша Невкипелого наилучшего помощника. С его фамилии тот список и начинался. А дальше шли — Легейда Петро, Левчук Кирило, Куница Овсий… двадцать душ было в среду вечером. Артем и Тымиш радовались. До воскресенья еще пусть не столько, а хоть полстолька запишется, и то уж… Да и на самом сходе, может, кто-нибудь еще решится. Нет, теперь уже, видать, дело на мази, вполне реальное.
Не без того, конечно, что кто-нибудь и передумает. А кто, может, и записался только потому, что не знал, как от Артема отвязаться. Все это выяснится, когда до дела дойдет. Но хотелось бы теперь уже знать.
И Невкипелый придумал.
Как раз в эти дни, начиная со среды, в имении возили сено с луга во двор. Раньше не смогли, хоть и планировали с понедельника. Два дня ушло на споры Омелька Хрена, как председателя батрацкого комитета, с управляющим и Пожитько. Взял верх все-таки Омелько. Саней, возивших сено, было около десятка. На большее количество не хватало рабочих рук. И вот, посоветовавшись с Артемом, Невкипелый наказал своим красногвардейцам выйти на следующий день на работу, в помощь батракам. Выйти всем, за исключением тех, кто был в ночном карауле в имении, и тех, кому вечером заступать в караул. «Дело это не чужое, а наше, своих же волов этим сеном кормить будем. Не теперь, так позже пришлось бы возить. Разве не все равно? Но именно потому, что себе, работать будем бесплатно. Управляющий о плате и слушать не хочет. И даже придется на своих харчах. Стало быть, набирайте в торбы хлеба да сала побольше». — «Да ведь пост!» — «Ништо! Бедняцкое сало и в пост можно: оно по-научному луком зовется. Ну, да шутки шутками. А работа не легкая. Сами знаете, целый день вилами кидать. Да и отвыкли за войну!» — нарочно упирал на трудности. А сам думал: «Ну вот и проверим, кто чем дышит. Все ли выйдут на работу?» Нет, вышли не все. Не было Гончаренко Клима, заболел никак, да Хомы Гречки — по неизвестной причине. Но из тех, кто записался у Артема, пришли все до единого. И мало того, что пришли, а как работали! Любо посмотреть! И пусть это было не столько от сознательности, сколько просто оттого, что люди изголодались за годы войны по крестьянской работе (а дома зимой не к чему рук приложить, это первый случай, первая настоящая работа, да к тому же в компании), но разве этого было не достаточно, чтоб сердце радовалось?!