- Спознались вы уже, что ли? - предположил отец и сей же час был увещан быстрой на руку супругой.
Чем оба подали смекалистой дочери роковую мысль.
Обнаружили Марион на загородной вилле совратителя, который в то время находился в одной из бесчисленных деловых поездок. Замести следы она то ли не сумела, то ли не особенно старалась: чем больше огласка, тем выигрышней дело, полагали её ближние, снаряжая дорогостоящую охоту. Организованную, кстати, по всем правилам поимки беглых рабов: с собаками, прекрасно обученными вынюхиванью и гону. Гэрриет Бичер-Стоу бы обзавидовалась - хотя здесь был Верт, а не Америка, и вроде как она была против такого обращения с непокорными. Впрочем, никто её мнения спросить не мог.
Доверенные слуги Мартиньи выдали мятежницу с готовностью, но скрытно ухмыляясь. Борзые псы, обрадованные перспективой поохотиться вместе с любимой хозяйкой, учителем дружной своры, виляли хвостами и ухмылялись тоже: лаять они не умели, чем эта порода и славится, но выплёскивали свои чувства щедро.
Процессия передвигалась по стране долго, старшие в семье успели вполне проникнуться тщетой содеянного. Поднять руку на Марион в окружении её псов они не осмеливались, чувствовали себя в наёмном рыдване словно в запертой клетке - в то время, как их дочь гарцевала на кровном скакуне, одолженном у друзей Мартиньи, и вовсю наслаждалась чистейшим воздухом полей и рощ.
Дома её заперли на втором этаже замка - на третий, к сожалению, в своё время не хватило дохода. Коня, разумеется, отослали с нарочным, сопроводив громкими благодарностями и тихими проклятиями.
Через неделю Марион без проблем ушла из заточения - так угорь выскальзывает из ячей рыболовной сети.
Отыскали её нескоро: на туманном северном побережье, где у сьёра случались дела с морянами. Там был возведен гибрид фактории с адвокатской приёмной - сущая лачуга, из которой он отбыл, как следует устроив поднакопившиеся дела, примерно за неделю до явления злокозненной девы. Долго удивлялись, как ей удалось незамеченной пересечь по диагонали половину континента, пока не нарыли в подсобной сараюшке вконец раздолбанный и потерявший половину псевдожизни гелиобайк - рутенский скутер на солнечных батареях с накопителем. К нему прилагался шлем с зачернённым стеклом на месте забрала. Обычное снаряжение гонца, только вот щеголять так имели право лишь курьеры короля или парламента.
Всегда сдержанные моряне даже не улыбались - только строили вослед кортежу не поддающиеся описанию гримасы.
Так всё и шло: побег, погоня, триумфальный возврат в объятия родных пенатов с ларами, попытка папы-мамы усмирить непокорную сначала угрозами, потом щедростью даров. Монетные лари плакали червонно-кровавыми слезами.
Наконец, стало очевидно, что влюблённые не спознались, а стакнулись каким-то хитрым образом. Необходимо было предпринимать решительные меры.
И вот теперь сие чудо природы привезли в место, где можно было надеяться на действительно серьёзную, буквально "охрененную" охрану (выражение Зигрид).
VIII
Те, кто придумал бунтарке подобное место заключения, были на свой лад правы. Монахинь (как и монахов, натурально) нельзя было ни к чему принудить: церковь была независима от любой светской власти, составляя, таким образом, государство в государстве. С них можно было взять слово, которого они держались крепче крепкого: стоило такое, правда, недёшево. Любое вмешательство в их дела, равно как и попытка усомниться в честности отшельника, клирика или епископа, воспринимались как покушение на основы мироздания.
Внутренний двор обители полумифической святой Кларинды представлял собой, таким образом, самую надёжную в Вертдоме тюрьму.
- Нам дают внушительное пожертвование для наших экспериментов, - объясняла собранию мать Одригена. - Сами знаете, что оделяем их результатами мы с оглядкой и всяко себе в убыток. Взамен требуют, чтобы мы не выпускали нашу гостью из внешнего контура и препятствовали свиданиям, буде законник проведает о месте. По мере наших сил, конечно. Во всяком случае, это исключает её пребывание в гостевом крыле, куда мы поселяем избранных посетительниц одного с нами пола.
Защитного цвета фигуры молчали, слегка понурившись. Наконец, одна из сестёр задала вопрос, настолько дурацкий с виду, что легко было распознать человека весьма умного. Арта, например, вообразила на месте анонимной сестры Бельгарду.
- А какого о том мнения сама благородная дщерь? Она согласна?
Мать Одригена хмыкнула - было слегка похоже на тихое лошадиное ржание:
- Представьте себе, да. Вот её доподлинные слова в присутствии свидетелей: "Устала я за ним гоняться, пускай теперь сам Энгерран ищет ко мне путей".