Артемидора (СИ)

Всё-таки, шушукались рядовые сёстры, парочка явно сносилась друг другом, хотя (добавляли они для приличия) не сношалась, да ни господибожемой! А вот каким образом, то оставалось за семью замками. Или с помощью голубей, или благодаря мудрёной рутенской технологии, которая в Верте работала так извилисто, что и её чужеземные изобретатели не постигали.

Потому что спустя месяц, во время которого Марион прикармливала четвероногих любимцев и обаяла женщин, сьёр Энгерран явился аки люпус ин фаблио. Поправимся: волк из фабулы. Точнее - серый из басни. Короче, неожиданно, хоть в то же время предсказуемо. И во главе небольшой делегации.

О суженой ни слово, ни полслова: высокий сьёр получил назначение в Готию, где должен был держать для короля два столичных города, Лутению и Марсалию. Последняя была также морским портом. Миссия его фактически включала себя всю готийскую землю, немало пострадавшую во время великого бунта низших против высших и никак не могущую оправиться, хотя с тех времён прошло не одно поколение. (Сёстры уточняли: целых два.) Поэтому новый правитель искал возможности купить по сходной цене провиант и материал для посадки, чтобы накормить и оживить землю. Нелёгкая задача, если учесть, что и королевская, и готийская общественная казна были одинаково несостоятельны: ибо разве это деньги, если на них не возведёшь и небольшого замка? Собственно, вступающему в почётную должность предписывалось управиться с помощью своих капиталов, но ведь и они не обладают какой-то особенной растяжимостью.

Можно было бы сказать по поводу его, сьёра Мартиньи, личного визита в обитель, что это дело не для законника, но для торговца. Но не забывайте, что для того, чтобы хорошенько сбить цену в таком горестном положении, надобны политика, дипломатия и присущее этим видам деятельности хитроумие. А кто же более хитроумен, чем законники? Так наша мысль возвращается туда, откуда вышла.

Приближенного ко двору сановника полагалось встретить пышно. И хоть место ему, его спутникам и охраняющим его мужам было назначено вне стен, где разбили по причине летнего времени, нарядные шатры, мать настоятельница приняла его в лучших апартаментах гостевого крыла.

Путь небольшого отряда, принуждённого в святых стенах сложить самое заметное из оружия, пролегал мимо стройных и чётких рядов сестёр в зелёном, перемежающихся сёстрами цвета корицы. Среди последних была добрая половина морянок, чистокровных и помесей, а ведь известно, что своими качествами смуглая ба-инхсани нисколько не уступает своему ба-инхсану. Последние, то есть мужчины Морского Народа, были и у высокого сьёра, но в количестве несколько меньшем, чем население монастыря.

И всё это население буквально впивалось глазами в господина Энги.

Надо сказать, что он, кочуя в палатке очевидной старости, ещё не достиг руин безобразного дряхления. Так о нём выразился бы скондец, любящий цветистую речь.

И вот он шествовал в окружении мощных воинов, настороженных, как их отсутствующие арбалеты, поигрывая тростью и беспечный, как мотылёк по весне. Роскошные седые кудри, спускаясь до плеч, походили на несуществующий парик, покрывающий призрачную лысину. Каждая морщинка загорелого лица была словно вырезана резцом гения. Уста цвета увядшей розы изгибались в слегка ироничной усмешке. Но лучше всего были глаза, осенённые кустистыми бровями, - чёрные алмазы-карбонадо, чей возраст и прочность во много раз больше, чем у не имеющих цвета. От их взгляда любому становилось безразлично, что элегантный бархатный наряд с модными прорезными буфами на рукавах и бёдрах понизу завершали мягкие туфли с круглыми носами - дань Царице Подагре.

При виде сего шармёра женщины едва уловили, что он прибыл в сопровождении куда более молодого спутника, до того последний был невзрачен.

А тем не менее то был рутенец из тех, кто поставлял Верту, точнее морянам, затейливые механические игрушки. Одетый по местной моде, но неброско, коротко стриженный и сдержанно красивый юнец.

Звался он, как потом представил его сьёр Энгерран, Владом или Эвладом, а так как от предков ему досталось родовое прозвище Кабюсов, то вертцы любовно величали его Брюсселем, Бросселем, Брокколем и даже Брюквой. Судя по всему, им тоже пытались поиграть, как импортными изделиями. В Верте обожают прикармливать рутенских хитроумных советников, а кое-кому позволяют и произрастать на здешней плодородной почве.

Серьёзная причина или там цель, с которой его наняли, косвенно заключалась в фамилии: потомственный биолог с уклоном в менделизм-морганизм. Вот ему и позволили знакомиться с предметом торга - всем этим зерном в восковых капсулах и скрюченными корешками, увенчанными острой почкой или без оной.