Демонстрировали гостям образцы разные монахини, но отчего-то при них постоянно оказывалась Зигрид - ради такого она даже соизволила умыться душистой водой, причесаться и переобуть башмаки, вечно измаранные вонючей жижей пополам с опилками. Последнее время девушка вечно пропадала в конюшнях, ведь известно же, что конский навоз лучше всего для полей и огородов. Всё равно ведь послушницам, даже имеющим чистые руки, микроскопов и прочей аппаратуры не доверяли: только тяжеленную сумку, которую надо таскать за старшей сестрой.
Перебирая сию флору, сьёр Энгерран только хмыкал с самым довольным видом. Его помощник, тем не менее, то и дело возмущался:
- Сплошное шарлатанство и как бы не жульничество. Алхимия отличается от химии не только приставкой.
- Было опробовано в бою, - возразил ему шеф. - Растёт как проклятое, все сорняки собой вытесняет. Только на краю межи останавливается. где камень лентой положен.
- Положен? Это вон всему этому быть не положено, - Эвлад указал подбородком на выставку, разложенную по всей холстинной скатерти. - Сказки вам рассказывают.
- Мы отвечаем за всхожесть, - ответила монахиня. - И за отсроченный результат.
- Что это за зверь? Вечно вы, клирики, хитрите.
- Первые ростки и всходы запланированы более слабыми и редкими, чем урожай следующего года, - ответила монахиня.
- Здесь ведь второе поколение, - встряла Зигрид. - Со скрытыми признаками. Чтобы настоящая порода стала доминировать лишь в третьем колене - тогда, когда семя привыкнет к месту, а наследственное вещество изменится по обстоятельствам.
Тут на ней скрестились все три взгляда: негодующий, юморной и почти восхищённый.
- Кажется, вы, как все клирики и клергессы, желаете сохранить монополию и ничего не давать даром? - спросил Эвлад старшую сестру. - А девочка у вас умница, напрасно вы её в рубище держите и засоряете мозги всякой околонаучной ересью.
И мельком дотронулся до жёстких рыжих волос.
- Кто такие клергессы? - торопливо спросила Зигги, выворачиваясь из-под руки. - Это вы, сьёр, своего мэса Франсуа Рабле под нас переделали?
Но её уже волокли за руку обратно в обитель. Мешок и увеличительное стекло - тоже.
- Вот выдеру всем напоказ, - шипела старшая с несколько преувеличенным гневом.
- Ой, до чего страховито. Впервые, что ли?
- Так то в детстве и не нами. Хочешь почуять разницу?
- Так с того я и поторопилась выступить, пока укорота не сделали...
Последние слова, уже внутри стен, звучали еле слышно, так что Арта, следившая за сценой из бойницы, самого конца не расслышала.
Когда она поделилась увиденным и услышанным с Белой, та резонно заметила:
- Всякий труд достоин своей платы, звонкой монеты - в прямом смысле или переносном - домогаются все. Рутенцы берут с морян раковинами, кораллом и жемчугом, моряне с жителей суши - корабельным лесом, полотном, пенькой и дёгтем. Мы платим Народу Моря не одними молитвами во здравие: что и говорить о посредниках вроде сьёра Мартиньи и его юного сюзерена, которые ради морян и сами кое-чем поступаются. Для свершения добрых дел, приличного монахам и монархам, нужно быть очень и очень богатым.
- Погоди, - попросила Арта, - я не успела понять про его величие Кьяртана. Слухи какие-то ходили.
- Поговаривают, что он делится своей кровью экстра-класса, чтобы приручать всё рутенское, и что в благодарность ему подарили этакую помесь живого ба-фарха с сайклом. Только матушка с присными не особенно дают ему порулить до впадения в совершенные годы.
Ба-фархами по всему Верту именовали морских и океанских дельфинов, легко поддающихся приручению.
- Моряне этого метиса и подарили, верно?
- Ты права. Но скажи, какой роскошный повод для цареубийства - выпустить из жил его величества всю драгоценную жидкость и сбыть с прибылью. Одного жаль: за это квалифицированная казнь положена. И вряд ли отвертишься.
Арта сначала возмутилась в душе, но спустя пару мгновений поняла, что здесь по большей части самоирония, только очень извилистая. И вообще проявление тёплых родственных чувств.
VIII
Как там старшие монахини договаривались с господами заказчиками, в тот раз оставленными, видимо, в лёгком недоумении, простым сёстрам было без особой разницы. Идёт дело - ну и пускай себе идёт. Они переключились на витающий в воздухе скандал.
В отличие от них, послушницы без особенных проблем выбирались на широкий простор - особенно те, в которых еще была жива память о прежней лаборантской воле.
Что там творила Зигрид в свои свободные часы, никто особо не влезал. Только пришла она однажды к Бельгарде - а та как-то невзначай стала приорессой по воле собрания старших. И поделилась с ней:
- Ма Бела, я ведь обетами не связана? Меня в обители только долги держат?
- Большие.