Артемидора (СИ)

- Я не о таком. Кем меня ни считай, а даже послушницы числятся в мирянках. Эвлад меня улещивает идти за него. И собой хороша, говорит, и ум у тебя что надо - а в Верте ты не реализуешься. Приодеть, подкрасить, поднатаскать и в универ отдать, так он говорит.

- А что в Рутене ты не будешь считаться по-настоящему взрослой, он упомянул?

- Все равно, говорит, там у тебя прав больше. Женщины у них стоят вровень с мужчинами.

- Обрадовал... Но и это - общее место.

- Замуж зовёт. Хочет забрать с собой - нажитой скарб в Верте через Многие Радуги и крутые холмы в Рутен не перебросишь, но я ведь не скарб и вещь, а если буду вещь, то такая, что лежит при самом теле. Так он говорит.

- И что монастырь не имеет права тебя удерживать против желания, если иные условия соблюдены, - тоже.

- Говорит верно.

- Я хочу с ним уйти.

На этих словах лицо Бельгарды совершенно не изменилось, ни один мелкий мускул не дрогнул. Что было очень плохим признаком для тех, кто успел узнать "свежую приорессу".

- Рутенец согласен заплатить выкуп?

- Говорит, что рабское состояние - это махровое варварство, что его государство страна отказалась платить грабительские долги своего предшественника... Но что я в Верте вроде заложницы, пленницы - так что согласен меня от такого избавить.

- Наверное, кликнет клич по всем рутенским городам и весям, - с лёгким сарказмом заметила Бельгарда. - Ты ему не удосужилась пояснить, сколько это? Обязательства покойников - сущая ерунда в наших глазах, даже если считать, что они перешли к тебе. Но тебя долго и упорно учили вещам, которые составляют королевский секрет, и тем наукам, что пролагают царственный путь к высшей истине. Полагались на тебя: это также тайна, но тебя готовят в мои преемницы.

- Секретов я не выдам, тайн не раскрою, а насчёт преемства легко и преувеличить. Мало ли в одной этой обители лучших, чем я? - отозвалась девушка и упрямо закусила губу, ожидая ответа.

- Мало, представь себе. Можно сказать, вообще нет. Мы долгие годы гранили самоцвет, а ты предлагаешь заменить его первым булыжником, что под руку попал. Но ты права - это чужие проблемы. Думаю, не отпустить тебя мы не сможем.

Глубоко вздохнула.

- А ещё думаю, что наш капитул вправе поставить иные условия, помимо очевидных. Рабу отпускают, если она нерадива. Монахиню расстригают, если она преступила обет. Ты ни то, ни другое, но нечто, стоящее посередине. И оттого вначале примешь суровую епитимью. А потом - гуляй куда знаешь, если по-прежнему захочется.

- Вы жестокая женщина, - вздохнула Зигрид.

- Не спорю. Но у меня есть душа, на которую ты прямо сейчас наступила. А в Рутене, куда ты спешишь, у многих её нет. Слишком они расплодились, у Бога эманаций на всех не хватает. Погоди: это не значит, что они плохи, а не хороши: с точки зрения обычной нравственности у них может быть всё в порядке, дихотомия "добро-зло" в таком деле не работает. Это означает только, что они мелочны, склонны к комфорту и иным приятностям, погрязли в чепухе обыденной жизни и в упор не видят высокого. А также считают свой мир единственным, невзирая на очевидное присутствие Верта. Наверное, мы им мерещимся?

Зигрид невольно улыбнулась:

- Я стремлюсь из морока - наверное, в морок? Ладно, на всё согласна.

И после паузы:

- Терпеть не могу боли, мать Бельгарда.

- А ты не дрейфь, - улыбнулась та с лёгким напряжением. - Храбрость тебе явно понадобится - нам пройти в Рутен куда проще, чем рутенцам в наши земли. Ты ведь, обрачившись на христианский манер, станешь почти рутенкой. Иди, мне ещё поразмыслить надо.

Оставшись наедине и призвав к себе лучшую подругу, Бельгарда улыбаться перестала вовсе. Хватила кулаком по столешнице и воскликнула:

- Вот предупреждала, что девочке всё одно: что тот мужик, что этот! Кто первый поманил, за тем и потянулась. Ну, так я и отдала сей изобильный источник, этот королевский подарок в землю, которая только одним озабочена: как бы расплодиться и занять заповедные территории! Достать своими вавилонскими башнями до неба! Да нашу девочку оттуда и вовсе не выцарапаешь, если не принять меры заранее. Пускай заводят своих добрых матерей, а то ведь истребили почти эту породу. Холят и лелеют внутриутробных цепней, пока у тех сердце бьётся, а матери тем временем угасают...

- Надо было твёрже настаивать на своём, - прервала её рассуждения Арта. - Но, кажется, ты уже встала на путь исправления?

Из последней фразы следовало, что и она стала понемногу забирать всё большую власть в обители - и над Бельгардой тоже.