Артист

– Возможно, он и есть наш подозреваемый. У него был доступ к «маузерам», более того, он их готовил, это раз. Он вполне мог подпилить доски, а потом убрать. Два. И третье, он неплохо знает, как поставить трюк, значит, мог рассчитать, как упадёт Свирский, но ему просто не повезло.

– Или это Гриша, который хочет стать режиссёром вместо Свирского и доснять фильм, – сказала Кольцова.

– Или Гриша, – согласился Травин. – Но Гриша не мог убить Беляева, силёнок не хватило бы. А вот если у Беляева был подельник, а то и не один, то вполне могли между собой что-то не поделить.

– И как мы это узнаем?

– Скорее всего – никак. Завтра последний съёмочный день, группа разъедется по домам, а что уж дальше с ними произойдёт, мы только если из газет узнаем. Поговорю ещё со всеми, вопросы позадаю, если кто-то замешан, то забеспокоится и может себя выдать. Свирского предупрежу на всякий случай, а там уж пусть сам бережётся. И если жертва – он, то наверняка подозревает, кто на него зуб точит. Ну а если всё же окажется, что и счетовода убили, то тогда следователю придётся дело заново открыть, по совокупности, тут уж пусть уголовный розыск работает. Пятигорск – город окружной, здесь должен быть полноценный подотдел с инспектором, по штату двадцать семь человек.

– Никак их задержать нельзя? А то уедут, а дело не раскрыто.

– Попробуй.

Лена замолчала, проворачивая в голове варианты, как бы это устроить, но, кроме как взорвать вагон, где будут снимать последнюю сцену, стоящих идей не нашлось.

– Думаешь, – наконец спросила она, – убили Парасюка?

– Если убили, то он уже мёртв, если нет – то появится сам. Не думаю, что его в заложниках держат, скорее, ещё бы и приплатили, лишь бы от него избавиться.

– Мерзкий тип, он мне сразу не понравился, – согласилась Кольцова. – Пялился на меня, будто раздевал, а разговаривал, словно я ему деньги должна.

Сергей вытянул ноги, поморщился, разрез на ноге тянул, запёкшаяся кровь держала кожу словно пластырь.

– Что ты будешь делать с Федотовым? – спросил он.

– Завтра отправлю телеграмму, запрошу связь через окротдел ГПУ, в среду, когда приедешь с аэродрома и расскажешь, как всё прошло, доложу куда надо. Раз план с романтическим знакомством не сработал, нужно другие ходы искать, это уже вина здешнего СОУ, они не всю информацию заранее собрали. Ну а потом останусь с тобой и никуда не уеду, пока не доведём дело до конца. Или ты думал, что сможешь от меня избавиться?

Сергей промолчал. Уже второй раз Кольцова вторгалась в его жизнь, как стихийное бедствие, и снова с непредсказуемыми последствиями.

* * *

Фёдор сидел на водительском месте старого «студебеккера», держа руль левой рукой. Перед глазами всё расплывалось, челюсть ныла, на нижней не хватало двух зубов. По кожаной крыше барабанил дождь, дорогу размыло, и машина вихляла из стороны в сторону, хоть и ехала с черепашьей скоростью. Двигатель выл, зажигание периодически пропадало, но деваться было некуда – идти пешком он бы не смог, а ловить извозчика в таком виде не позволяла гордость. «Студебеккер» выехал на Теплосерную улицу, проехал её почти до конца и остановился возле подворья неподалёку от мясокомбината.

– Панкрат, иди – ворота отопри.

Низкий и широкий мужчина вылез с переднего сиденья, раздвинул створки ворот, машина заехала во двор. Панкрат наклонился, чтобы помочь Фёдору, но тот выбрался сам, дошёл до крыльца, хромая и спотыкаясь. Белые брюки покрылись грязными пятнами, роскошный шелковый жилет остался лежать в номере Малиновской вместе с часами, хорошо хоть пиджак не забыл захватить, в нагрудном кармане хранились деньги, почти пятьсот рублей. Вместе с жилетом и часами в гостинице осталась трость с золотым набалдашником, Фёдор заскрежетал зубами, как подумал об этом.

Панкрат замолотил в дверь, в доме зажёгся свет, послышался топот, створка распахнулась, ещё один мужчина, в годах, совершенно седой, подхватил Фёдора под плечо и помог войти.

– Сбегай за доктором, – распорядился длинноволосый, – пусть прихватит всё что нужно для костей и примочки, пообещай два червонца.

– Будет сделано, – седой поклонился, схватил брезентовую накидку, сунул ноги в резиновые сапоги и выбежал на улицу.

Доктор Рябчик, лечивший арестантов, жил неподалёку, ждать пришлось не больше получаса. Всё это время Фёдор сидел в кресле и тупо глядел на стену напротив. Двое подручных, Семён и Пётр, пили водку на кухне. Петру приходилось тяжелее, у него, кроме пальцев на правой руке, была сломана левая кисть, но пока что отёк не развился, и он шевелил конечностью. Рябчик бегло осмотрел пациентов, сказал, что тут и тремя червонцами не обойтись, и занялся сначала главарём. Он проверил ладонь, туго замотал полотном, прощупал челюсть, затем стащил с Фёдора брюки и поморщился.

– Сильный удар, вроде всё цело, но так сразу сказать не могу. Как бы лихоманка не началась, тогда резать придётся.

– Слышь, лепила, – прошипел Фёдор, – я тебя самого на косынки порежу, мажь давай, и чтобы никому ни слова.