Артист

– Тута мелочи полно, усачи там, пескарики да окуньки, – продолжал он, – раньше баре были охочи до этого дела, нам-то, мужику, на прокорм недосуг сидеть, невод поставил, глядишь, и есть чем пузо набить, а господам этот подавай, как энто они называли, плезир. Чтобы, значит, сесть на месте и поразмышлять о возвышенном, ну там о бабах всяких в кружевах и прочем. Али заберутся в лодку и плывут, а вёсла в воду и мечтают. Тьху, бездельники.

– Да мы тоже такие, – Горянский улыбнулся, – чай не на прокорм бекасов едем бить.

– Тут дело другое, – не согласился егерь, – охота – занятие соревновательное. Рыба что, дура, крючок увидит и знай кидается, а птица дело тонкое, она к себе абы как не подпустит, сноровка нужна. Лиса опять же, хитрая, зараза, её выследить надо, загнать, она же, тварь такая божья, улизнуть норовит. Ну а коли секач, там уж кто кого.

– Попадаются тут кабаны? – спросил Травин.

– А то ж. Сейчас самое время для них, чтобы, значит, пожрать. Урожай-то созрел, вот они по полям и носятся, жир нагуливают. Я, если что, патроны-то снарядил резанкой, но и вы, товарищи дорогие, сторожитесь. Правой руки держись, сейчас в разлив зайдём, дальше приток будет, как пашни закончатся, там и остановимся. Видишь гору? Лысой кличут, ежели тут пусто будет, то вот возле неё, со стороны заката, и пройдёмся по болотцам. Справа-то посёлок Подкумок, там колонисты кузню поставили и всю живность распугали, а тут места нелюдимые, разве что вон вдалеке ферма, немчура хозяйствует, так кабаны возле неё вертятся, свиней чуют. Но их там же и отстреливают, вблизи лучше не ходить, вдруг за секача примут.

– Я эту ферму вроде видел, – сказал Сергей, – с горы когда смотрел. Там здание такое, с колоннами, явно барское, и аллея к нему ведёт, а вокруг домишки понастроены.

– Оно самое. Бывшая усадьба помещиков Арешевых, они там аж до революции коняшек разводили, а как, значитца, всё это произошло, вместе с белыми и уехали, ну а немчура, видишь, себе этот кусок отхватила. Был я там у них, чистота, значитца, и порядок, аж выть хочется, хуже, чем в колонии этой, правда, дерьмом пахнет, но куда без этого, скотина в сортир не ходит, известное дело.

* * *

Первым, что почувствовала Малиновская, когда очнулась, был запах навоза. Голова противно ныла, она ощупала затылок и обнаружила шишку. Вокруг было темно, хоть глаз выколи, Варя встала на колени, ощупала пол. Он был земляной. Поднявшись, женщина сделала несколько осторожных шагов, обо что-то споткнулась и упала, больно ударившись коленом. Раздался вскрик.

– Кто здесь?

– Варвара Степановна, это вы?

– Зоя?

– Да. Где мы?

– Пока не знаю, – Малиновская поднялась, вытянула руки вперёд.

Через несколько шагов пальцы уткнулись в камень, она ощупала преграду и щели между блоками. Не отрывая ладоней от стены, она шажками пошла влево, уткнулась в угол, повернула на девяносто градусов. Ещё через десять приставных шагов левая кисть упёрлась в прут. Металлический. Варя схватила его, провела рукой – толщина прутьев была примерно с палец, они шли горизонтально и вертикально так, что между ними можно было свободно просунуть кулак. Малиновская ухватилась правой рукой за вертикальный прут, вытянула левую. Примерно в метре от стены прутья крепились к стальному каркасу, видимо, это была дверь. Металл пах ржавчиной. Варя двигалась увереннее и промерила камеру шагами – пять полных вдоль и почти столько же поперёк. Кроме неё и Зои, внутри никого не было. Что творилось снаружи, она не знала и очень боялась узнать.

Когда в машине на них наставили пистолеты, женщина попыталась вытащить из ридикюля револьвер, тот, что оставил ей Травин, но мешала Зоя, локоть упёрся ей в бок, а потом дверь с её стороны распахнули, и грубые руки вытащили Малиновскую наружу. Там сумку отобрали, её обыскали, нашли карманный «вальтер», Варе заломили руку и накинули на голову мешок, от которого пахло нечистотами и гнилой картошкой. Мешок был большой, от макушки до талии, сверху его обмотали верёвкой, а потом бросили Малиновскую на какую-то телегу. Одна соломинка пролезла сквозь прореху в мешке и больно уколола её возле глаза. Рядом швырнули ещё одно тело, кто-то упёрся в Варю ногой.

– Не двигайся, егоза, – посоветовал незнакомец, – а то придушу.

Малиновская ему поверила и даже дыхание затаила. Она слышала, как Генрих разговаривает с кем-то по-немецки, половина слов потерялась, но женщина разобрала «вокзал», «поезд» и «не забудь сообщить». Рядом, в соседнем мешке, всхлипывала Зоя. Малиновская попробовала подползти к ней поближе, но похититель грубо пихнул её ногой.