Артюр Рембо

О том, как в один сентябрьский вечер Рембо появился на улице Николе, рассказывалось неоднократно. Известно, что Верлен и его друг Шарль Кро, поэт и изобретатель, приехав встречать Артюра на Восточный вокзал — называвшийся в ту пору Страсбургским, — не узнали юного поэта. Они ожидали увидеть высокого молодого человека двадцати пяти — тридцати лет с мрачным и лихорадочно мятущимся взглядом. Не найдя никого, кто был бы похож на этот портрет, они вернулись ни с чем на улицу Николе.

Когда они вошли в дом, Рембо сидел на краю стула в небольшой гостиной эпохи Луи Филиппа на первом этаже, в обществе дам — г-жи Моте и Матильды, которые уже заждались возвращения Поля, ибо гость оказался, что называется, не слишком разговорчивым. Артюр был поражен. Как? Великий Ясновидец Поль Верлен окружен какими-то никчемными людишками, какими-то женщинами? В это было невозможно поверить!

Вначале гость с досадой в голосе односложно отвечал на многочисленные вопросы о своей семье, матери, сестрах, друзьях, об учебе в коллеже, о том, бывал ли прежде в Париже, и т. д., одним словом, участвовал в обычной светской беседе. Дамы довольно скоро утомились, и разговор грозил окончательно зайти в тупик, когда в гостиную размеренной походкой вошел Верлен — лысеющий, с коротко стриженной бородкой, — а за ним широкоплечий, с довольно грубыми чертами лица Шарль Кро. Они пришли на помощь дамам и сами стали задавать вопросы.

Рембо чувствовал, что к нему приглядываются, пытаясь понять, кто он такой, и, вынося свое суждение, не ведают жалости. Само собой разумеется, все сочли его деревенщиной. В самом деле, что он забыл здесь, в этой нелепой гостиной?

«Это был, — писала Матильда в «Воспоминаниях», — высокий крепкий краснолицый крестьянский парень. Он походил на школьника-переростка: из-под его куцых штанов были видны связанные мамой трикотажные голубые носочки. Волосы всклокочены, галстук болтается, как веревка, да и одет небрежно. Довольно красивые голубые глаза смотрели недоверчиво, но мы из снисходительности посчитали это проявлением застенчивости».

Рембо говорил с небольшим арденнским акцентом, какой бывает у жителей долины Мааса — тягучим, немного похожим на валлонский, — но вскоре он от него избавился¹.

Верлен был, в свою очередь, ошарашен встречей с застенчивым подростком с ангельскими чертами лица, но стальным взглядом. Как такие мрачные стихотворения, как «Приседания» или «Первое Причастие», могли родиться в этой милой головке?

История сохранила для нас лишь одну реплику гостя во время той встречи. Когда кто-то приласкал большую домашнюю собаку — этакого квартирного льва, по словам Делаэ — по кличке Гастино — в честь Бенджамена Гастино, довольно известного революционного деятеля, — Рембо произнес:

— Собаки настоящие либералы.

Этим он наверняка хотел сказать, что либералы всегда готовы «служить» за кусочек сахара.

Пробило семь часов, время ужина. Гость притронулся лишь к супу и так и не оттаял; сославшись на усталость, он рано удалился в свою комнату.

Разочарование сжимало Артюру горло. Он, мечтавший своей поэзией перевернуть мир, и представить себе не мог, что попадет в такую до отвращения антипоэтическую среду мелких обывателей. Битва и не начиналась, а он уже попал в плен врага.

Нет, он не сдастся, он не спасует перед светскими условностями. Эти бабенки еще узнают, что такое негодяйствование, непременный атрибут Ясновидения. Из дома стали исчезать вещи, в том числе пропало распятие из слоновой кости и охотничий нож г-на Моте. «Речь идет о том, чтобы сделать свою душу уродливой», — писал Рембо Полю Демени. Прощайте, предрассудки, вежливость, чистоплотность и приличия. Артюр вел себя как свинья, чем привел хозяев в полное замешательство. Он не здоровался и не прощался, не мылся и не причесывался, абсолютно не следил за своей одеждой; едва на небе выглядывало солнце, он во весь рост вытягивался на крыльце. Верлен, не вдаваясь в подробности, так отзывается о некоторых его выходках: «Боюсь, что в этих проделках проглядывали какая-то мрачная озлобленность и издевательская усмешка»².

Г-жа Моте предупредила зятя, что все это весьма прискорбно и что юного поэта, конечно, никто не гонит, но ему нужно как можно скорее найти другое жилье, ибо г-н Моте, который должен был вот-вот вернуться, уж точно не потерпит подобной оригинальности.

В первые дни Верлен показывал своему юному другу Париж: сначала Монмартр, затем Латинский квартал и тамошние пивные. Но такого рода прогулки не интересовали Рембо; таким же безразличным он останется и к Лувру, который покажет ему вскоре Форен: последний ходил туда копировать картины, это его вдохновляло! Рембо же смотрел не на картины, а в окно.