Артюр Рембо

…..Вы много потеряли, не побывав на ужине Злых чудаков. Там нам был представлен исключительно сильный поэт по имени Артюр Рембо. Его покровителями выступали Верлен — как первооткрыватель юного таланта — и я — в роли его Иоанна Крестителя с левого берега Сены. Большие руки, большие ноги, совершенно детское лицо, более подходящее 13-летнему ребенку, синие глаза, в которых боишься утонуть; скорее нелюдимый, нежели застенчивый — таков этот парень, воображение которого, сильное и невероятно извращенное, очаровало и повергло в трепет наших друзей.

«Да ему проповеди читать!» — воскликнул Сури. Д’Эрви-льи сказал: «Это Христос среди отцов церкви». «Да это сам Дьявол!» — заявил мне Мэтр; в результате я пришел к новой и лучшей формулировке: «Дьявол среди отцов церкви». Я почти ничего не могу Вам сказать о биографии нашего поэта. Известно лишь то, что он приехал из Шарлевиля с твердым намерением никогда больше туда не возвращаться и никогда не видеться с семьей.

Приезжайте, Вы услышите его стихи и оцените их сами. Если только не какой-нибудь неприятный сюрприз (а у судьбы их много припасено!), то из него вырастет настоящий гений. Таково мое трезвое суждение; вот уже три недели, как я его вынес, и с тех пор ни минуты не сомневался в его истинности»⁴.

Но все же воодушевление автора письма было именно минутной вспышкой. Больше никогда Валад не упомянет Рембо, хотя тот вручил ему автограф своей «Вечерней молитвы» (обнаружен в его бумагах). Что касается Эмиля Блемона, которому Артюр подарил авторскую копию «Гласных», то он и вовсе никогда не разделит увлечение своего друга. Мы еще увидим, как Блемон, став в апреле 1872 года редактором литературного журнала, отказался печатать Рембо.

Верлен говорит горькую правду: «Когда Рембо вернулся в Париж год с лишним спустя, он не был популярен, поверьте. Великие Парнасцы (Коппе, Мендес, Эредиа) приняли новое явление плохо или не приняли вовсе. Никто, кроме Валада, Мера, Шарля Кро и меня — независимых Парнасцев, — не оказал Рембо радушного приема»⁵. И еще: «На этот раз он привел в восторг Кро, очаровал Кабанера, смутил и восхитил еще многих, вызвал ужас у изрядного числа дураков и по слухам даже доставил много неприятностей некоторым семействам, которые, впрочем, как утверждают, уже успокоились»[76].

Причиной успеха Артюра были любопытство и удивление, и поэтому успех его был недолговечен. Все ожидали поэта, а увидели фантазера, страдающего галлюцинациями. Общественное признание ушло, и о Рембо стали говорить как о не слишком любезном сумасшедшем, который составил себе ложное и нездоровое представление о том, что такое поэзия.

Наиболее снисходительные видели в нем несостоявшегося гения, падающую звезду, которая светит ярко, но недолго, и вскоре рассыпается в пыль. Поэзия парнасцев была основательной, невозмутимой и мраморно холодной; слушая бред этого новичка, мэтры лишь пожимали плечами, и скоро к ним присоединились даже недавние сторонники Рембо: Валад, Кро и другие. Лишь Верлен, несмотря ни на что, продолжал покровительствовать Рембо и уже собирал стихи юного поэта для последующего их издания. В его бумагах, помимо стихотворений, присланных Артюром из Шарлевиля, было обнаружено множество копий других стихов, в том числе «Пьяного корабля»⁶.

Рембо недолго пробыл звездой Латинского квартала, но, пока он ею оставался, ему приходилось подчиняться законам славы. Его представили мэтрам и сводили к фотографу.

Нужно было быть Теодором де Банвилем, чтобы с улыбкой встретить дерзкого автора стихотворения «Что говорят поэту о цветах». Леон Валад говорил одному из своих друзей: