Орацио не мог обучить Артемизию всему – даже тому, что знал сам. Возможности женщин в те времена были ограниченны: у них почти не было доступа к студийной практике, а Церковь категорически запрещала им изображать нагое мужское тело – за это вполне можно было угодить в тюрьму. Орацио не мог дать дочери достаточных знаний по очень простой причине. Ему и в голову не приходило готовить Артемизию для самостоятельной карьеры художницы – он просто растил себе помощницу для работы над крупными заказами.
Орацио был знаком с Караваджо. И он хорошо понимал, как важно для получения заказов придерживаться моды. Но самое большее, чему он смог научить Артемизию, – это караваджиевской светотени. Грубый реализм Караваджо был уже чересчур: Орацио Джентилески тяготел к образам более идиллическим и смягченным. Однако юная Артемизия, этот сгусток ума и энергии, понимала, что ей нужно большее. Нужны, например, знания о законах передачи пространства, о перспективе. И нужен тот, кто мог бы ее всему этому научить. Вскоре такой человек нашелся.
Флорентийский художник Агостино Тасси, имевший «выходы» на Шипионе Боргезе и даже папу Павла V, приехал в Рим для работы. Вечный город переживал один из периодов подъема, папство сумело привлечь гигантские средства для строительства новых дворцов и церковных комплексов. Орацио Джентилески понимал, что сам он никогда бы не получил таких выгодных заказов, потому быстро сошелся с Тасси и согласился работать вместе с ним «на вторых ролях» на росписях дворца Роспильози.
Дальнейшее широко известно, хотя и неверно истолковано. Красивая и талантливая Артемизия стала ученицей Тасси, который ее изнасиловал. Был суд. Разбирательство длилось семь месяцев. Артемизию подвергали унижениям вроде гинекологического освидетельствования и даже физическим пыткам: тогдашнее правосудие принимало за неоспоримую истину показания, данные под пытками. Многие феминистки, отстаивающие равноправие женщин, уверены: это Артемизия выиграла суд, наказав насильника (Агостино получил год тюрьмы, с Артемизией они больше никогда не увидятся).
Но на самом деле эта история далека от однозначности. Да, Артемизия Джентилески подверглась поруганию. Но потом целый год она делила ложе со своим насильником и признавалась на суде, что испытывала к нему симпатию. И, разумеется, Артемизия не могла быть инициатором суда: во‐первых, у нее не было таких прав, во‐вторых, в ее интересах было скрыть свой позор, и она продолжала надеяться, что Тасси женится на ней.
В суд подал ее отец, Орацио Джентилески. В те времена изнасилование девственницы рассматривалось как поругание чести семьи. Весь Рим судачил о связи Артемизии и Агостино. Это был позор всего рода Джентилески – с таким «пиаром» Орацио просто не смог бы делать дальше успешную карьеру. Но, по итальянским законам XVII века, все можно было исправить, принудив насильника жениться на своей жертве. В ходе долгих и грязных разбирательств выяснилось, что Тасси, во‐первых, уже женат, а во‐вторых, неоднократно обвинялся в изнасилованиях, так что стать мужем Артемизии Джентилески он не смог бы, даже если бы рвался.
Для Артемизии это было двойное предательство: во‐первых, отец поставил свою карьеру выше ее счастья. Во-вторых, Тасси не только принудил ее к сожительству, но и подло одурачил. В перерывах между судебными заседаниями она напишет свою знаковую вещь – картину «Юдифь, обезглавливающая Олоферна». Это будет подражание одноименной картине Караваджо, но написанное с гораздо большей экспрессией и едва ли не с большим мастерством. Юдифь, хладнокровно отрезающую голову, точно ломоть от буханки хлеба, Джентилески рисовала с себя. Олоферна – со своего любовника Агостино Тасси.
Всего через месяц после завершения суда Артемизия вышла замуж за человека по имени Пьерантони Стиаттези – одни называют его художником, другие помощником адвоката. Как бы то ни было, вместе с мужем Артемизия, порвав с семьей, сразу же уехала во Флоренцию, чтобы начать жизнь с чистого листа.
Флоренция была центром наук и искусств: даже Рим по сравнению с ней воспринимался провинцией, и Артемизия Джентилески считала, что здесь она сможет многому научиться и многого достичь. К 1617 году она уже имеет довольно прочное положение: ей покровительствует всесильный Козимо Медичи, она приятельствует с влиятельнейшей Кристиной Лотарингской, принимает участие в светской жизни, дружит и переписывается с Галилеем и, разумеется, работает. Очень много работает.
«Сделать себе имя» женщинам-художницам в XVII веке было почти нереально. Достаточно сказать, что Артемизия не имела права самостоятельно не только подписывать договоры о работе, но даже покупать краски. Все это делал для нее муж. Крупных заказов на росписи общественно значимых объектов женщины тоже не получали: им оставалось довольствоваться частными предложениями, писать портреты и натюрморты.