Артур

И они стали играть, склонившись над доской, чтобы лучше видеть ходы. И вскорости раздался шум и крики, словно люди и звери бьют­ся и рвут друг друга в клочья. Они подняли головы и увидели всадни­ка на бледном коне, скачущего во весь опор. Всадник был в белом плаще и белой рубахе, штаны же и сапоги у него были серые, словно дым или утренний туман. В руке он держал длинный меч, а голову его венчал шлем с огромным сапфиром на челе, гребень же шлема изо­бражал белого льва с ярыми, налитыми кровью глазами.

Воин подскакал туда, где шла игра, и, не спешиваясь, возгласил:

— Государь и Пендрагон, Император Острова Могущественного и всех прилегающих земель, взываю к тебе.

— О чем ты ко мне взываешь?

— Знай, что лучших воинов в мире, знать и короля Британии вме­сте со свитами убивают дикие звери — в таком множестве, что труд­но будет впредь оборонять эту землю.

— Так не годится, — отвечал император, выслушав этот скорбный рассказ.

— Тогда скажи мне, что делать, и я все исполню, — промолвил воин.

— Возьми мой меч и неси перед собой за острие, как знак Креста Господня.

Воин поскакал прямиком в то место, где Стае Драконов приходи­лось хуже всего, и поднял императорский меч, держа его за острие. И когда дикие звери увидели сверкающий меч, поднятый, как крест, они взвыли от страха, упали на землю и сделались кроткими, словно но­ворожденные младенцы.

Уриен Регет потерпел сокрушительное поражение от императора, но тот по-прежнему хотел найти достойного соперника, и потому воз­гласил:

— Кто еще хочет помериться со мной силой?

— Я померяюсь с тобой силой и хитростью, о Славный Пендрагон, — сказал один король, выступая из толпы.

— Я узнал тебя, Маглокун, — отвечал Пендрагон. — Что ж, делай ход и постарайся, чтобы он был тебе на пользу.

Они низко склонились над доской, двигая золотые фигурки, как предписывает игра, но не успели проиграть долго, как поднялся шум, какого еще не слышала земля. Как ни страшен был шум, еще страш-

нее показалась тишина, которая за ним последовала. Все затрепетали и в ужасе переглянулись.

С востока появился всадник на коне необычной окраски: сверху се­рый в яблоках, ноги алые, словно он плыл в крови, а копыта зеленые. И конь, и всадник были закованы в невиданные тяжелые доспехи, ко­торые отливали серебром, а застежки и клепки у них были коричне­вые. В руках всадник держал длинное копье с крепким ясеневым древком, которое было наполовину выкрашено белой известью, напо­ловину — синей вайдой, а плоский наконечник покрывала свежая кровь. Голову его венчал шлем, украшенный горным хрусталем, а с верхушки его скалился грифон, который держал во рту большой са­моцвет.

Воин подскакал к императору и вскричал:

— Государь и Пендрагон! Твои воины пали, твой народ перебит, все твои сподвижники рассеялись!

Тогда Высокий Пендрагон схватил с доски пригоршню фигурок и так их сжал, что они рассыпались в золотую труху. Потом он в гневе огляделся и вопросил собравшихся:

— Что с нами стало? Что вы стоите с пустыми руками? Почему глазеете на глупую игру, когда враг опустошает нашу землю и истре­бляет наш народ? Мужи вы или нет?

Император встал и, отшвырнув доску, потребовал коня и меч. Он взял копье •и щит, надел шлем с верхушкой в виде дракона.

— Кто хочет следовать за мной, бери меч! — вскричал он.

При этих словах толпа исчезла: попросту растаяла, как туман. Сгинули шатры, кони, всадники и все, кто собрался в долине под Каер Бадоном. Последними пропали император и его сын, которых скрыло и унесло сияющее облако.

От великого воинства не осталось и отпечатка ноги. Все улетучи­лись, остались только Ронабви и двое его друзей.

— Горе нам, — вскричал Ронабви, — ибо мы видели чудо, но неко­му растолковать нам его смысл. К тому же мы неведомо где и долж­ны теперь искать дорогу домой.

Не успел он вымолвить эти слова, как налетел ветер, пошел дождь с градом, загремел гром, заблистала молния, и под звук грозы Ронабви проснулся и обнаружил, что лежит на желтой телячьей коже в шумном закопченном помещении. Друзья его стояли над ним, в тре­воге наморщив лоб, ибо Ронабви проспал три дня и три ночи.

Так заканчивается "Видение Ронабви".

Эмрис спел это по бардовскому вдохновению и не пожелал гово­рить о песне и ее значении. Впрочем, на следующий день я заметил ту же тревогу в его разговоре с Аваллахом. Что-то Эмриса беспоко­ило, и я решил непременно узнать, что именно. Все следующие дни я был начеку, чтобы не пропустить слово, которое наведет меня на мысль.

Все было спокойно. Несколько дней я бродил по обрывам над мо­рем, наблюдая, как ныряют за рыбой серые чайки и садится за скала­ми солнце. Я говорил с Дивным Народом всякий раз, как выпадала возможность, и даже завязал что-то вроде дружбы с одним из коню­хов. Так я узнал много удивительного про Дивный Народ, но ничего о заботах моего господина.

Вечерами я держался ближе к Эмрису, чтобы все слышать, но толку от этого не было до самой последней ночи. На следующее утро нам предстояло тронуться в путь, чтоб поспеть в Каер Лиал к возвра­щению Пендрагона.