Артур

Потом Эмрис запел псалом, молил, чтобы Иисус Христос, Сын Бога Живого, принял к Себе души отважных. Затем мы все взяли камни и уложили их на могилы, так что над каждой вырос курган. Все это делалось под взглядом Артура, и, когда последний холм был на­сыпан, Пендрагон обратился к Мудрому Эмрису:

— Эмрис и Вледиг, повтори ту молитву, которую ты так часто по­ешь.

Мирддин согласился и воздел руки, как старинные барды, когда обращались к королям, но вместо хвалебной песни пропел такую мо­литву:      ־

— Свет Великий, Движитель всего, что движется и пребывает в покое, будь мне Путем и Целью, будь мне Нуждой и Исполнением, будь мне Севом и Жатвой, будь мне радостной Песнью и горестным Молчанием. Будь мне Мечом и крепким Щитом, будь Лампадой и темною Ночью, будь моей неиссякаемой Силой и моей плачевной Слабостью. Будь мне Приветом и прощальной Молитвой, будь моим ясным Зрением и моей Слепотою, будь моей Радостью и тяжким Горем, скорбною Смертью и желанным Воскресением!

— Аминь! — вскричали мы все.

Аминь!

ГЛАВА 10

В

ту ночь мы развели жаркие костры и пели или вспоминали бы-

лое. Хотя не выкатили ни вина, ни пива, ни эля, кимброги раз-

бились на дружеские кучки и оглашали звездную ночь раска-

тистым смехом. Если души мертвых видят, что происходит на остав-

ленной ими земле, думаю, им было приятно смотреть на свою триз-

ну. Я лег спать с мыслью: хорошо бы и меня в свой срок проводили

так же.

Как и прежде, я спал под открытым небом, завернувшись в крас-

ную телячью кожу перед входом в королевский шатер. Мне не спа-

лось; что-то все время прогоняло сон. В середине ночи я услышал ка-

кую-то возню и, открыв глаза, увидел, что Эмрис стоит у ближайше-

го костра и смотрит в уголья, а лицо его в багровых отблесках скорб-

но нахмурено. Я подошел и встал рядом с ним.

— Ты обеспокоен, Мудрый Эмрис. В чем дело?

Он долго смотрел на меня, на лице его лежала глубокая тень, а

глаза поблескивали в свете догорающих углей. После долгого разду-

мья Эмрис спросил:

— Можно ли на тебя положиться, Анейрин?

— Молю, Эмрис, если я хоть в чем-то был тебе неверен, убей меня

на месте.

— Хорошо сказано, — промолвил Эмрис, вновь переводя взгляд

на уголья. — Ты и впрямь заслужил мое доверие, хотя, возможно,

скоро об этом пожалеешь.

— Если твое бремя можно облегчить, поделившись со мной, я го-

тов нести его, господин.

Эмрис глубоко вздохнул.

— Мне не нравится рана Артура. Ей пора бы затянуться, а она ста-

новится все хуже и хуже. Я опасаюсь яда.

Пикты перед боем иногда смазывают ядом клинки. Медрауту

должна была понравиться эта мысль.

— Что же делать, Эмрис?

В этот миг полог шатра приподнялся и вышла Гвенвифар. Она то­ропливым шагом приблизилась к Эмрису и остановилась, кутаясь в плащ. Ее глаза горели, черные волосы поблескивали, черты лица в дрожащем свете казались еще более нежными, чем всегда. Я поду­мал, что никогда не увижу женщины столь гордой 11 столь прекрас­ной. И столь же встревоженной.

— Его лихорадит, — промолвила она. — Он спит, но это не цели­тельный сон. Мирддин, мне страшно. Сделай что-нибудь.

Эмрис нахмурился.

— Я вскрою рану и приложу к ней целебные травы, чтобы вытя­нуть яд.

— А потом?

— Потом посмотрим.

Гвенвифар ушла в палатку, а мы с Эмрисом, закутавшись в плащи, спустились к ручью. При яркой луне мы собрали нужные листья и травы, потом прошли вдоль ручья на берег, где отлив оставил на пе­ске свежие водоросли. Из них мы тоже кое-какие выбрали и верну­лись в лагерь, где Эмрис снова развел костер.

Я принес воды в котелке и поставил его на огонь. Когда вода заки­пела, Эмрис бросил в нее собранные листья и приготовил целебный отвар. Всю ночь мы поддерживали пламя под котелком, а утром на­лили снадобье в чашу и понесли ее Пендрагону.

Сознаюсь, то, что я увидел, меня потрясло. Верховный король на­столько изменился, что я его не узнал: кожа его стала серой и влаж­ной, волосы свалялись, губы пересохли и потрескались, жилы на шее напряглись. Его трясло, он стонал... Даже в неверном свете ситового светильника я бы поклялся, что это другой, не знакомый мне человек.

Гвенвифар сидела подле супруга, сжимая его руку. Когда мы во­шли, она подняла голову, и я увидел, что глаза ее красны. Однако слез в них не было.

— Артур, — тихо позвал Эмрис, опускаясь на колени возле его ло­жа. — Послушай меня, Артур, я принес лекарство.

При этих словах Пендрагон открыл глаза. Какие глаза! Лихора­дочно поблескивающие, пронзительные, полные муки. Я не вынес их взгляда и отвернулся.

Эмрис склонился над Артуром и помог ему сесть, потом поднес ча­шу к потрескавшимся губам и дал Пендрагону пить. Слава Богу! Це­лебный эликсир подействовал сразу. Лицо предводителя порозовело, дрожь прекратилась, он вздохнул, чувствуя, как возвращаются силы. 422

— Мирддин, — произнес король, только сейчас увидев своего со­ветника, — мне снился сон.

— Не диво, — ответил Мирддин. — Ты болен. Рана твоя отравле­на, ее надо немедленно вскрыть и вытянуть яд.

— Странный и удивительный сон.