Артур

древнему обычаю, отдать на воспитание в дом Теодрига. Артур еще не

вышел из пелен.

Мне и самому едва минуло пять, но я уже считал себя великим и

прославленным воином. Я бродил по стенам крепости Теодрига, ежи-

мая древко коротенького деревянного копья, что вырезал мне отец.

Покуда короли совещались о делах государства, я расхаживал по

каеру, воображая себя повелителем здешних мест. Все мои мысли за-

нимало одно: придет время, я стану воином, как отец, предводителем

дружины, стану убивать саксов, и народ будет мною гордиться.

Стать воином! Единственная золотая мечта! Я даже спать ложил-

ся с игрушечным копьем. Жизнь воина манила меня несказанно —

другой я попросту не знал. Но ведь я был еще совсем мал.

Летнее солнышко припекало, и Каер Мирддин — прежний Мари-

дун — сверкал под его лучами. Повсюду кипела работа, вспыхивал на

солнце металл, удары молота набатно звенели в дрожащем воздухе.

Каер был куда больше нашего родного в Пенлинне. Он говорил о 60-

гатстве и могуществе короля. И впрямь, у Теодрига в отличие от нас

был свой кузнец. Да и палаты он выстроил просторнее: рубленые,

крытые соломой, с полом из больших, окованных железом досок.

Над земляным валом поднимался высокий бревенчатый частокол.

Я стоял на краю рва, воображая, что в одиночку защищаю ворота

и от меня зависит исход сражения. Погруженный в мечты о будущей

славе, я внезапно почувствовал, что кто-то тянет мое копье, и обер-

нулся. Малыш Артур схватился рукой за древко и улыбался мне без-

зубой улыбкой.

Я сердито дернул копье, но он держал крепко. Я дернул сильнее, но Артур не выпускал. Ну и хватка! Разумеется, я должен был пока­зать ему, кто тут старший, поэтому шагнул ближе и толкнул его ко­пьем в грудь. Он не устоял на коротеньких ножках и плюхнулся спи­ной в пыль. Я смеялся над ним, радуясь своей силе.

Я думал, он поднимет рев, но он смотрел на меня все с той же улыбкой, без тени укоризны в больших синих глазах.

Во мне боролись злоба и стыд. Стыд победил. Оглядевшись — не видел ли нас кто, — я наклонился и, взяв за толстенькую ручонку, по­мог ему встать.

Думаю, в этот миг и началась наша дружба. Маленький Артур стал моей тенью, я — солнцем на его горизонте. Редкий день мы про­водили врозь. Мы разламывали один ломоть, пили из одного кубка, дышали одним воздухом. А потом, когда перешли в мальчишеский дом, стали ближе, чем братья.

Теперь, когда говорят об Артуре, представляют себе императора, дворец и земли. Или вспоминают военачальника, за которым тянет­ся драгоценная цепь блестящих побед. Воображают неуязвимого Пендрагона, который держит всю Британию крепкой, уверенной хваткой.

Господь свидетель, для них он пришелец из Иного Мира, выросший из земли или вызванный Мирддином Эмрисом из тумана на высотах Ир Виддфы, но никак не человек с детством и отрочеством, как у лю­бого другого. Ведь барды о них не поют.

Слухами земля полнится, и легенды растут, как мох на упавшей ветке. В иных есть крупица правды, во многих нет и того. Наверное, любого рассказчика тянет присочинить, и всякая повесть при повторе­нии становится более яркой.

Но в этом нет надобности. Истинное золото не нуждается в позоло­те.

Учтите, речь идет о боевом вожде Артуре. Не был он Artorius Rex. За долгие годы войн прочие короли так его и не приняли. Вот псы! Они предводителем-то — смех сказать! — признавали его неохотно, тем не менее он с гордостью нес свой титул и сражался за них с врагами.

Войны... славные и ужасные, не похожие одна на другую, все они заканчивались одинаково.

Общим счетом двенадцать войн. Первая разразилась на следующее же лето после того, как Артур одолел Цердика в поединке и усмирил

мятеж. Зиму он провел в Инис Аваллахе и вернулся по весне с новым мечом, окрыленный видением Летнего Царства.

Я как раз был в отъезде — решил проведать табун в укромных ло­щинах к востоку от Каер Мелина и посмотреть приплод. Как раз при­шла пора жеребиться кобылам, и я задержался, чтобы помочь пасту­хам принимать молодняк.

Весна медлила, и я был рад ненадолго вырваться из каера. Не лю­блю сидеть в четырех стенах, то ли дело — холмы и небо. Ночами подмораживало, но я с удовольствием ночевал в лачуге пастухов, а днем вместе с ними ездил в табун.

Как-то холодным утром я вел трех жеребых кобыл в ложбинку у нашей лачуги, где им предстояло разрешиться от бремени. Ветер обдувал лицо, сердце во мне взыграло, и я запел — громко и от всей души, не то бы услышал окликавшего меня всадника.

Я не слышал его, пока он не заорал во все горло:

— Бедуир! Бедуир! Погоди!

Я обернулся и увидел, что ко мне во весь опор несется молодой воин. Я поздоровался; он, придержав коня, поехал рядом со мной.

— Привет тебе, Друз, зачем ты здесь?

— Меня послал лорд Кай. Артур вернулся и хочет тебя видеть. Через три дня выступаем.

— Куда?

Я знать не знал ни о каких врагах.

— Кай не сказал. Едешь?

— Прежде отведу кобыл. Отдохни немного, поедем вместе.

Я спустился в лощину, передал кобыл пастухам, забрал в лачуге плащ и оружие и немедля поскакал в каер. Всю дорогу я ломал голо­ву, что же могло случиться.