Артур Артузов – отец советской контрразведки

Однако Артузов понимал, что все по-прежнему висит на волоске. В конце концов, Савинков может заупрямиться всерьез и категорически приказать Павловскому вернуться в Париж. Это надо было предупредить. И Артузов придумал новую комбинацию, одобренную руководством. Фомичеву 10 июня показали тревожную телеграмму: ранен Павловский при попытке ограбить почтовый вагон, в котором — они точно знали — находились и мешки с деньгами, нарвались на неожиданно яростное вооруженное сопротивление поездной бригады и охраны почты.

В Москве на конспиративной квартире Фомичева ожидал «раненый и прикованный к постели» Павловский. О случившимся Павловский написал собственноручно письмо и отправил его с Фомичевым в Париж.

Прочитав письмо Павловского, Савинков задал лишь один вопрос, коим поразил Федорова:

— Сергей Эдуардович писал его сидя или лежа?

— Лежа, разумеется, — ответил Федоров, мгновенно вычислив ловушку и оценив исключительную проницательность Савинкова.

Конечно же, когда человек пишет лежа, у него несколько изменяется почерк. Наблюдательный человек непременно заметит. В душе Федоров вознес хвалу Артузову, предусмотревшему и эту «мелочь».

Сообщает Федорову, что отправляется в Москву не один — его добровольно будут сопровождать Александр Аркадьевич и Любовь Ефимовна Дикгоф-Деренталь. Странная супружеская чета никогда Лубянку особенно не интересовала, но Федоров возражать не стал. Коли Савинков принял такое решение, перечить ему не стоит. Главное — он едет.

12 августа вся группа (к ним присоединился и Фомичев) прибыла в Варшаву. Остановились, как всегда, в отеле «Брюль». Сюда Савинков пригласил своих сотрудников, постоянно находившихся в польской столице, поставил их в известность о принятом решении.

15 августа, несколько изменив свою внешность, с паспортом на имя Виктора Ивановича Степанова Савинков вместе с четой Деренталь и Фомичевым через Вильно выехал к границе. Федоров отправился днем раньше, чтобы обеспечить «окно». На границе Савинкова встретили Федоров, Пузицкий и Крикман, которого Фомичев знал как Ивана Петровича Батова — «своего» человека в советских погранвойсках.

Было около семи часов утра 16 августа 1924 года, когда они вошли в предместье Минска. Здесь из осторожности разделились на три группы: Савинков, Любовь Деренталь и Пузицкий и отдельно от них Александр Деренталь должны были разными маршрутами проследовать в квартиру на Захарьевской улице, 33, Фомичев и Крикман — в гостиницу.

В гостинице Фомичева немедленно арестовали и отправили на вокзал — там уже был приготовлен для приема «гостей» специальный вагон.

Савинкова и супругов Деренталь встретили более приветливо. Дверь им отворил хозяин квартиры — огромного роста богатырь лет тридцати пяти, с добрым округлым лицом — и пригласил в гостиную. Рядом с ним стоял худощавый, примерно такого же возраста мужчина, уже обычного роста и сложения. Это были хозяин квартиры — полномочный представитель ОГПУ по Западному краю Филипп Демьянович Медведь — и заместитель начальника КРО ОГПУ Роман Александрович Пилляр.

В гостиной уже был накрыт стол. Савинкову дали возможность поделиться своими впечатлениями о переходе границы, ближайшими планами.

Обыграть такого незаурядного человека, как Савинков, было непросто. Смелый человек, опытнейший враг. И так «лопухнулся». Чекистам было чем гордиться, выиграв поединок с такой личностью. Оценка Савинковым действий чекистов была справедливой.

Позволив Савинкову выговориться, Пилляр поднялся, словно желая произнести очередной тост, но вместо этого сказал как-то очень обыденно:

— Вы арестованы, Савинков! Вы в руках ОГПУ!

Ни один мускул не дрогнул на лице Савинкова. Помедлив не более двух-трех секунд, спокойно, глуховатым голосом произнес:

— Позвольте закончить завтрак, господа.

Позволили…

В тот же день Савинков, Деренталь и Фомичев были доставлены в Москву. Всю дорогу Савинков молчал, только во внутреннем дворе здания на Лубянке, выйдя из автомобиля и оглядевшись по сторонам, сказал:

— Уважаю ум и силу ГПУ!

Арестованных разместили в одиночных камерах. Следствие по делу Савинкова было проведено в кратчайший срок — всего за десять дней, поскольку Артузов и его сотрудники уже давно располагали всеми необходимыми материалами о его контрреволюционной деятельности начиная с 1917 года и до самого ареста. Принципиально важные допросы Савинкова проводил сам Артузов, остальные — его заместитель Пилляр. На одном из первых допросов Артур Христианович спросил Савинкова об условиях содержания под стражей. У арестованного никаких претензий не было. Ему доставляли газеты, а позднее, после завершения суда, разрешили и переписку с родными. Попросил только вернуть фотографию младшего сына — маленького Левы. Вернули…

27-29 августа 1924 года в Военной коллегии Верховного суда СССР началось слушание по делу Бориса Викторовича Савинкова. Процесс был открытый.

По всем пунктам предъявленных ему обвинений Савинков свою вину признал.

В заключительном слове на вечернем заседании 28 августа Савинков сказал: