Артуш и Заур

Пока Заур разбирался в своих «запутанных» философских суждениях, один из армян — Роман Амоян, проиграл азербайджанскому борцу Ровшану Байрамову. Наблюдая за празднованием победы азербайджанского борца и всего зала, Заур подумал, что в материальном мире тоже происходит подобное. Из-за примерного равенства сил, и материи зачастую бывают вынуждены «бороться». Одна материя чтобы подобраться к другой, ищет обходные пути, «скручивает», «толкается». Закономерность борьбы проявляется и здесь: сильный не ищет окольных путей, кривых структур, стараясь действовать напрямую. Смотревший за происходящим на ковре, но пребывавший в своем мире, Заур подумал, что кости, суставы, мышечные структуры большинства биологических видов сформированы с тем расчетом, чтобы свободно приспосабливаться к любым изменениям среды и связей. Ему становилось ясно, что слабость биологического организма перед миром обуславливается податливостью к искривлениям мягкого вещества, из которого он состоит, его гибкой конструкции. Фрейд писал, что когда принцип наслаждения побеждает в организме, появляется множество преград, от которых организм пытается избавиться, в свою очередь, предпочитая принцип реальности, принципу наслаждения. По Фрейду, в основе любви к прекрасному лежат заторможенные сексуальные желания. То же можно сказать о борцовском ковре. Сексуальность каким-то образом оказалась на нем как незваный гость, и с тех пор является неотъемлемым его атрибутом. Сейчас сексуальность — естественный признак любого борца. Насколько борьба является спортом, настолько же она, и метафора любви, и самое латентное его выражение. Сначала спортсмены лишь слегка прикасаются друг к другу, проверяют, пытаются понять, открыть. Потом хватают за шею, руки, соприкасаются головами, впитывают, поглощают дыхание друг друга. Затем, однозначно переходят к эрогенным зонам — происходит контакт с пахом, пенисом, анальным отверстием. Сцепившиеся в разных позах борцы, создают самые сексуальные, самые величественные композиции. Это мгновения, когда стираются границы между спортом и сексуальностью, душой и телом.

Борьба — нежна и красива, как сексуальные игры древнегреческих философов со своими учениками. Этот вид спорта и любовь — близнецы. И в любви, и в борьбе есть место и насилию, и нежности. И борцы, и любовники, соперничают настолько же, насколько нуждаются друг в друге. Такая популярность борьбы, ее обожание, неслучайна на Северном и Южном Кавказе — мировом центре латентного гомосексуализма. И свидетельство этому то, что на Северном Кавказе и в Дагестане все молодые люди обращаются к специальным врачам, которые под анестезией ломают им раковины ушей, и превращают их в героев, мужественных солдат армии «сломаноухих».

Когда украинский борец армянского происхождения Сурен Геворкян поставил раком представителя Армении Хосрова Меликяна, Заур скривил губы и положил куртку на уровень паха, чтобы никто не заметил, как у него встал. Хосров позорно проиграл представителю Украины. К сожалению, болельщики не поприветствовали Сурена, положившего Хосрова на лопатки.

Потому что он тоже был армянином.

* * *

Оскар Уайльд, защищаясь от своих преследователей, сказал как-то: «К сожалению, голубая любовь — это любовь, которая не может заявить о себе и выразить себя».

На самом деле, сегодня голубые живут любовью, заложенной в основах платоновского учения. Голубые оттенки можно найти и в творчестве Микеланджело, и в сонетах Шекспира. Эта привязанность чиста, честна и возвышенна, подобно другим видам любви. Голубая любовь — любовь аристократии, самая хрупкая, самая нежная любовь.

Артуш и Заур были лишь двое из тех, кто не смог выразить себя на земле Древнего Кавказа. Что было делать этим молодым людям, обреченным жить в рабстве, в замкнутом пространстве, пребывать в постоянных мучениях, являться частью общества, где невежество, лицемерие, лживость считаются главными жизненными добродетелями, кроме как молча наблюдать за тем, как день ото дня все быстрее рушатся их идеалы? Они смирились с этой фатальной ошибкой, с тем, что находятся там, где не должны были бы находиться, одним словом, с безысходностью. Вся их «вина» заключалась лишь в выборе одного из двух «зол» — между хрупким и слабым, между сильным и грубым. Первые дни они и сами не понимали, что происходит. События развивались с такой скоростью, что молодые люди и сами не заметили как оказались в объятиях друг друга. Будучи реалистами, захотели невозможного и добились этого. Мы не можем достоверно сказать, что стало причиной приношения в жертву этих двоих — молодых, боровшихся за право сбросить с себя ответственность, наложенную на их плечи окружающим обществом — время ли, природа… Но доподлинно известно, что сердце их было наполнено любовью и преданностью. Они были так созданы, так существовали. Были «иными», и эта «инаковость» ворвалась в их жизнь без предупреждения, без разрешения. А если так, кто имеет право их осуждать?