Артуш и Заур

— Да, мне тоже. Речь идет не об армянской солидарности. Ведь в Азербайджане ваши собственные права на каждом шагу нарушаются. Как вы собираетесь обеспечить права армян?

— Разве в Армении нет тех же самых нарушений?

— Ты говоришь, как настоящий азербайджанец. Конечно, есть. Кто же это отрицает? Но мы в настоящее время говорим о вас — об Азербайджане, который хочет видеть Карабах в своем составе, и который считает карабахских армян своими гражданами. Невозможно обеспечить их безопасность. Может, через 50-100 лет они вам поверят. Да и то навряд ли… А теперь я задам тебе вопрос.

Заур разгорячился.

— Отлично! Значит, трехдневной конференции было нам мало. В противном случае мы не возвращались бы к этой теме. Ну давай, валяй, спрашивай.

— Как ты смотришь на вероятность возобновления войны? Но прошу, обойдись без клишированных фраз. Я уже по горло сыт дурной риторикой вроде — «если придется, то наша армия…».

Заур усмехнулся.

— Знаешь, Артуш, война всегда ведется в расчете на мир. Либо ее оправдывают этой необходимостью. Однако, каким должен быть этот мир? Наверно, справедливым, чтобы испытавшие на себе несправедливость через некоторое время не развязали новую войну. Если война закладывает мины под будущее, значит, мы перекладываем ответственность на плечи будущих поколений. Я этого не хочу. Но в то же время не верю в вероятность возобновления войны.

— Можно спросить, почему?

— Можно, но не спрашивай. У меня нет логичного ответа. Здесь мое чутье превалирует над логикой.

— А кто же прав, кто нет?

Артуш требовательно смотрел на Заура. Он должен был ответить искренне, избегая стереотипов.

— Честно, я не знаю, Артуш… Конечно, мне следует сказать — «Правы мы». Я обязан это сказать. Но знаю, этот ответ тебя не удовлетворит.

— Откуда ты знаешь?

— Если удовлетворит, тогда скажу, что правы мы.

— Моя ситуация схожа с твоей, Заур.

— Знаю, дорогой… Знаю и понимаю. Не бери в голову.

Артуш подозвал официанта:

— Пожалуйста, принесите счет.

— Уходим? — спросил Заур удивленно.

— Ты же говорил, что будем гулять по Тбилиси. Давай выйдем поскорее, чтобы вдоволь нагуляться до этой чертовой свадьбы двоюродного брата Шоты.

Заур зажмурился и шлепнул себя по лбу:

— Ну и ну. Как же я забыл о свадьбе… Лучше бы не напоминал… У меня такое предчувствие, что эта свадьба добром не закончится.

* * *

Они пересекли Майдан, и пошли в сторону узких улочек старого города. Когда дошли до Сионской церкви, Артуш остановился. Вошли в церковь. Внутри было темно и сыро. Там висел крест, сделанный из виноградного плюща. Просветительница Грузии, святая Нино, привезла этот плющ с Запада. Артуш подошел к алтарю, поднял голову и посмотрел на лик святого. Заур тоже взглянул туда. Их взгляды встретились на выцветшей иконе. В просачивающемся сквозь окна церкви свете Заур заметил слезы в глазах Артуша.

— Давай уйдем отсюда, — сказал он.

Артуш покорно вышел из церкви. Они шли, ни слова не говоря друг другу.

— Ты веришь в Бога, Артуш? — сказал наконец Заур.

— Сложный вопрос. Кажется, не верю. Но в церковь хожу… Нахожу там успокоение.

— А если бы ты был верующим и молился, то за что бы просил прощения?

— За тебя, Заур.

Его голос был грустным и уставшим.

— Почему? — с интересом спросил Заур.

— Потому что ты был бы самым большим грехом в моей жизни… А ты?

— В смысле верю в Бога или нет?

— Да.

— Существование Южного Кавказа, и народностей, проживающих здесь, указывает на отсутствие Бога. Милостивый, могущественный, всезнающий и всевидящий Бог, о котором нам говорят, не стал бы создавать таких ненужных, подлых, бесчестных людей. Соответственно делаю вывод — Бога нет. А если есть, то он похож на свои создания. В такого Бога лучше не верить. — пока Заур говорил, Артуш смеялся и качал головой.

— Ну ты даешь!

Грузин, забившихся в кафе, и попивающих кофе или вино, не заботил вопрос, когда и зачем пить. Откуда-то слышался голос хора. Внизу пенилась Кура. Артуш смотрел вдаль. Будто бы там он искал свое прошлое, мысленно пересекал границы Тифлиса и оказывался в Баку.

— О чем ты задумался? — спросил Заур.

— О тебе и о том, что было.

Заур понял, что тот хотел сказать, но спросил еще раз:

— Разве все, что было между нами, это так ужасно?

— Обойди весь Кавказ, побеседуй с людьми. Сможешь ли ты найти в этом регионе кого-нибудь, кто способен был бы понять и принять наши отношения? Нет. Это совершенно иной регион. А мы, позабывшись, действуем, как европейцы. Не могу понять — откуда взялась эта смелость? На самом деле мы детища Запада и не должны здесь находиться.

Заур воровато оглянулся и осторожно взял его руку в свою.

— Артуш, я сделаю для тебя все, что захочешь. Можем уехать в Европу. Я готов уехать туда, куда скажешь.

— Эх, Заур…

Артуш остановился у сырой, холодной каменной стены и оперся на нее рукой. Прикрыл глаза и глубоко вдохнул, словно пьянея от влажного воздуха Куры.

— Знаешь, почему я люблю тебя, Заур?

— Не знаю. Это не так уж важно.

— Я люблю твои глаза, твой голос, твой запах, твою походку. Люблю только тебя. Любовь армян точно такая же, как и любовь азербайджанцев.