Артуш и Заур

Заур промолчал, ничего не ответил. Ну что еще можно было сказать? И вправду, так часто вспоминать войну, Карабах, конфликт и его жертв — ни к чему. Все это бросало тень на чистую любовь двух молодых людей. Прокладывало между ними пропасть. Он положил руку на колено Артуша. Почувствовал тепло его тела сквозь джинсы. Ему захотелось положить голову ему на плечо и любоваться разлегшимся внизу Тифлисом.

— Знаешь, Артуш, я даже не думал во время нашей разлуки, что ты будешь обо мне вспоминать. Не верил в это. Долгие годы я берег нашу чистую детскую любовь в самом укромном уголке своей души. Мы оба были молоды, увидели и полюбили друг друга, когда кипела кровь у обоих. Ночи напролет я не мог уснуть, думая о тебе. Я обязан тебе лучшим в своей жизни. Нас разлучила война, это мы знаем оба. Я боюсь потерять тебя в очередной раз. Может, поэтому так часто вспоминаю карабахский конфликт.

— Я остаюсь при своем мнении, — сказал Артуш, продолжая смотреть в окно. — В те годы мы были детьми, безвольными, обреченными на поражение в борьбе с тем, что разделило нас. Но теперь все иначе. Никто отныне не в силах помешать нашей любви. Мы остановим время и проживем жизнь по собственному желанию. Будем жить, ни на что и ни на кого не обращая внимания, испепеляясь в собственной любви, расширяя границы нашей прекрасной любви. Да разве могу я с тобой разлучиться? Ведь ты показал мне настоящую любовь, — он произнес последнюю фразу, глядя прямо в глаза Заура.

— Когда все уладится мы с тобой вдоволь погуляем по Баку. Пойдем в гости к друзьям, можем даже поехать в Карабах, сделать шашлык на Джыдыр дюзю. Будущее принадлежит нам, Артуш, я в это верю… Но… мира не будет и наши народы будут продолжать воевать до скончания времен, нам нужно будет покинуть этот регион. Ведь мы и это можем.

— А куда мы уедем?

— В Париж, Берлин… куда захочешь, туда и уедем. Захочешь — останемся в Тифлисе, но что-то эта перспектива меня не очень устраивает.

Вагон остановился, и они сошли, посмотрели на Тифлис с высоты птичьего полета, жадно надышались холодным воздухом.

Через полчаса спустились и решили отправиться пешком к проспекту Шоты Руставели. Погуляли по проспекту, а когда устали и проголодались, зашли в ресторан, заказали пиццу с грибами, и опять вернулись на площадь Свободы.

— Пойдем в отель? — спросил Заур.

— Думаешь, Шота может сегодня позвонить?

— Я уже говорил, что не думаю. Если позвонит — увидимся, что тут такого? Ну что — в отель?

— Ладно, идем. Да и погода, кажется, портится, — сказал Артуш, взглянув на небо.

Они поднялись на свой этаж, и зашли в номер Артуша. Скинули куртки и легли на диван. Артуш скорчил кислую гримасу от боли в ногах. Это выражение делало его похожим на медвежонка. Заур помог ему снять носки и начал массаж ступней. Иногда он щекотал его и по комнате разносился веселый смех Артуша. Потом Заур обхватил его голову и поцеловал в губы. Его щеки были мягкими и теплыми. Они целовались, глядя друг другу в глаза. С лица Заура не сходило серьезное выражение. Разделись. Тела поблескивали, как желтоватый агат. Они слышали сердцебиение друг друга, и даже гул крови, текущей в венах. Они напоминали двух дельфинов, резвящихся в голубых водах. Артуш пах кофе, табаком и потом. Запах пота совершенно не беспокоил Заура, потому что так было гораздо интереснее, острее, экстремальнее.

Погода внезапно испортилась. Когда облака укутали небо Тифилиса, в комнате стало темнее. Но мрак был не страшен. Слившиеся в этом полутемном номере тела источали достаточное количество света. Слились руки и ноги. Слились звезды. Взметнулись бури, взлетели ракеты, забили фонтаны, взорвались салюты в 305 номере отеля «АТА». Содрогнулись небо и земля, улицы сдались водам.

Потоки ворвались в Куру, забурлила древняя река.

Старый Тифлис плакал навзрыд.

Венчание и разлука

1

Интересно, знают ли мои герои, что Платон ставил гомосексуальную любовь выше гетеросексуальной? Во всяком случае, это знание могло бы стать для моих героев небольшим утешением. Платон действительно трактовал гомосексуальную любовь, как возврат к первичности, верил в это со всей искренностью. По его мнению, любовь к женщине — «страсть», а гомосексуальные чувства к мужчине — это стремление к божеству. То есть он верил, что гомосексуальная любовь — «духовна», «священна». Конечно, вопрос спорный, но все это мысли выдающегося философа, а не мои!

Аргументы гомосексуалистов не ограничиваются одним Платоном. Например, голубых очень радует, что такой гигант, как Сократ, был геем и что в Древней Греции к подобным связям относились нормально. Действительно, в древнегреческой культуре имелось достаточно причин для гомосексуальных тенденций. В ту эпоху женщины считались низменными существами, обязанными подчиняться. Несмотря на демократию, в обществе царила половая и классовая дискриминация. Труд считался уделом женщин и рабов. Так что, подобная общественная жизнь способствовала бурному расцвету гомосексуализма.