Арвендейл. Нечистая кровь

– Источник тлел много лет, – объяснял Эгмонтер с видимой неохотой, все еще поглядывая на Брайса с некоторой опаской. – Он сплетен из темной и эльфийской магии в равной мере. Ваша мать умерла, а вы тогда еще были ребенком, поэтому источник как бы впал в спячку. У меня налажена система, отслеживающая такие источники, но ваш я не чувствовал вплоть до смерти короля Лотара.

– Значит, отец погиб из-за того, что источник пробудился и сумел перебить его магию в тот день. Но почему он пробудился? Что случилось?

– Вы, – поморщился Эгмонтер. – Вы случились, мой принц. Вы росли, учились, набирали силу. И хотя обучали вас люди, но на самом деле то, как вы колдуете, имеет куда больше отношения к магии Леса. В какой-то момент силы, источаемой вашей аурой, стало столько, что Серебряный Лист в подземелье под горой учуял ее. И проснулся.

– А вместе с ним проснулась и скверна, которой он запачкан, – закончил Брайс. – Выходит…

Он оборвал себя на полуслове, не желая раскрывать перед Эгмонтером душу, но слова отпечатались в его мозгу: «Выходит, я повинен в смерти отца». Не по своей воле, но именно он это сделал. Что ж. Теперь самое меньшее, что он обязан – сделать так, чтобы эта жертва оказалась не напрасной.

И, кажется, Брайс уже знал, как искупить вину.

Орки тоже чуяли Тьму. Вряд ли они также чуяли Серебряный Лист и священный меллирон, на теле которых ветвилась поросль Тьмы, но страстное желание орочьих шаманов завладеть новым источником темной магии было вполне объяснимо. Как и их спешка. Ведь стоит узнать об источнике людям, и они сделают все, чтобы его уничтожить. Хотя это вряд ли удастся теперь, после гибели Иссилдора. Но вряд ли орки загадывали так далеко: они увидели шанс отвоевать Митриловые горы и торопились им воспользоваться. Однако горы принадлежали людям. Ну… не только людям, если начистоту. Еще одному полуэльфу.

Но это ЕГО горы. Его родина. Брайс никому не собирался ее отдавать.

Он вернулся на Скорбный Перевал и стер орков в порошок. В буквальном смысле. Брайс слышал, как хрустят их кости и рвутся жилы, перемалываемые пастью гор, слышал истошные, звериные вопли, чудовищный вой, который исторгали орочьи глотки, захлебываясь собственной кровью. И он слышал горы. Слышал ущелье, так, как за месяц перед тем слышал лед: природа возмущалась насилию над собой, но подчинялась, не могла не подчиниться. Только на озере Мортаг это сделали восемь сильнейших магов во главе с Иссилдором. А в ущелье Смиграт Брайс сделал все это один.

Ну… не совсем один. Тьма вела его за руку. Серебряный Лист и скорченное, сухое дерево меллирон стали для Брайса связующим стержнем, амулетами, направляющими сгусток Тьмы, пульсирующий на костре из костей. Они направляли Тьму в самую сердцевину Брайса. Он ощущал это именно как сердцевину, потому что сам в этот миг становился деревом – согнувшимся под бременем обвившей его черноты, сожранным Тьмой, и в то же время оберегающим ее хрупкий огонек, что тлел на костяном костре. И также Брайс становился эльфийским мечом – разящим врага, разрубающим ткань мироздания, выпускающим кишки всему сущему. Это было… упоительно. И так ЛЕГКО. После сражения у озера Мортаг Брайс чувствовал себя, точно фрукт, выжатый до кожуры, хотя колдовал тогда в связке с полудюжиной сильных магов. В ущелье Смиграт ему не помогал никто, и он совершенно не устал. Напротив: вопли, хруст костей и кровь, брызжущая на лицо, подпитывали его силы, утоляли голод и жажду, приносили наслаждение, какое он до сих пор ведал только в объятиях женщины. Пропуская Тьму сквозь себя, Брайс возбудился так, как никогда раньше – во всех смыслах этого слова. Это было и больно, и страшно, и так хорошо; больше всего – хорошо.

Когда все закончилось, Брайс сперва побаивался разоблачения. Он нарочно не взял с собой в ущелье магов, оставив их прикрывать тылы вместе с латниками и пехотой. Но даже с расстояния в несколько лиг они могли учуять Тьму, которая вырвалась из недр земли и взорвалась кровавым цветком, пожирающим ткань реальности. И маги действительно ее почувствовали, вот только решили, что это дело орочьих шаманов. Хотя до сих пор орки редко использовали заклинания такой мощи в сражениях с людьми. Позже Брайс узнал, что у некоторых, наиболее восприимчивых магов, оставшихся в тылу, пошла кровь из глаз и ушей, когда их задело ударной волной, пущенной заклинанием Брайса. Разумеется, они не догадывались, что это было именно заклинание Брайса. Они чуяли Тьму, но не могли определить, откуда точно она исходит. Иссилдор бы смог. Но останки Иссилдора гнили в петле на Площади Зрелищ.

Брайс в первый раз подумал, что, возможно, Эгмонтер прав и гибель Верховного мага – действительно к лучшему. Во всем можно найти положительные стороны, если достаточно захотеть.